Движение в городе затихало, пустели улицы, всё меньше становилось машин, перестали ходить автобусы. Редкие прохожие шли торопливым шагом, и все, как по команде, оглядывались на Алимова, стоявшего в телефонной будке. Он не хотел, не мог согласиться с мыслью, что Саша куда-то уехала, что её нет в городе. Своей яростной волей он думал заставить её в конце концов взять трубку.

Небо поголубело. Дворники заскребли по улицам. У Алимова как-то вдруг пропал интерес к телефону. Он быстро зашагал к шоссе, откуда можно было на попутке попасть в автоколонну, где работал Сашин отец. «Главное, застать его и всё узнаю: если Саша уехала в Крым — махну в Крым! Это три дня займет. Сеня как-нибудь уладит».

Ему повезло: как только он вышел на шоссе, попалась нужная машина. Он прыгнул в кузов, облокотился о кабину и был рад встречному ветру, который чуть не валил его с ног.

В автоколонне Сашиного отца не было, сказали, что он в очередном рейсе. Алимов обрадовался, что Василий Петрович жив и здоров, по-прежнему работает в автоколонне: «Значит, завтра увидимся!»

Подъезжая к своему дому, Алимов почувствовал, что сейчас он что-то услышит о Саше, и не ошибся. Сеня сказал ему, что вчера, к вечеру, приезжал знакомый шофёр — отец той беленькой девочки, спрашивал Алимова, нервничал и, уезжая, сказал, что приедет сегодня, к концу работы, что ему обязательно нужно видеть Алимова.

Сергей Алимович переоделся, Сеня напоил его чаем и они пошли в блок. До перерыва Алимов работал, а после уже не смог, ему казалось, что к вагончику подрулил на своем МАЗе Василий Петрович и, не найдя его дома, уехал.

— Сеня, я пойду? — спросил Алимов и, усмехаясь, подумал, что таким точно голосом спрашивает Сеню Верка: «Сеня, я схожу за бутылкой?»

Кузькин и Святкин покосились на Алимова, выключившего отбойный молоток и снявшего рукавицы. Святкин пробурчал:

— Нет такого закона! Каждый день…

— Да молчи ты, — одернул товарища Кузькин, — человеку, видать, надо.

Дома Алимов, томясь ожиданием, прилег на топчан и, неожиданно для себя, задремал…

Он вскочил, протирая глаза: рядом стоял Василий Петрович и теребил его за рукав рубашки.

— Простите, садитесь, пожалуйста, я сейчас соберу поесть.

— Некогда сидеть! Саша просила, чтоб я тебя привез, она у меня капризница, — желая сгладить откровенный смысл вырвавшихся слов, сказал старый шофёр.

— Саша дома? Я звонил, звонил.

— В больнице она.

— Ничего, ничего — сказал Алимов побелевшими губами, — ничего!

— Поехали! — Василий Петрович махнул рукой.

Они вышли на дорогу и сели в машину.

— Ты босой, — сказал Василий Петрович Алимову, — иди обуйся.

Алимов пошёл, надел туфли.

— Поехали?

— Ничего! Ничего! — ответил Алимов. Всю дорогу они молчали, Алимов боялся расспрашивать: слово «больница» парализовало его.

Начались пригороды, потянулся огороженный забором сад. В саду белое здание с чёрными впадинами окон — больница. Машина остановилась. Они спрыгнули на пыльную дорогу. Василий Петрович вытер большим грязным платком вспотевшее лицо и крадучись вошёл в больничный двор. Алимов шел позади и думал, как странно идёт Василий Петрович, будто боится кого-то разбудить. Они почти пересекли двор, когда наперерез им побежала девочка в вылинявшем халате и белой косынке. Они не обратили на неё никакого внимания, но девочка догнала их, идущих к парадному входу, и повисла у Алимова на руке.

— Я увидела тебя! Увидела в окно!

— Саша! — крикнул Алимов, крикнул так громко, что все бывшие в эту пору во дворе вздрогнули и оглянулись.