— Скажи, чтоб он ушел, я не поеду домой, я с тобой останусь!

Торжествующий Борис делал сыну знаки: «Тише, мол, молчи!» Но Боря не унимался. Тётя Катя темнела лицом, Фёдор как бы сгибался пополам. Задав свой обычный вопрос:

— Ну как, брат, что передать маме? — и не получив ответа, старался поскорее уйти.

— Ба, а ты говорила, что мой папа подлец и ирод?

— Хороший он, Боренька, хороший, глаза бы мои на него не смотрели. Надо же!

Борис пообещал сыну купить блестящую никелированную коляску с настоящими велосипедными колёсами и рулём. Хотя Боря и знал, что у него нет ноги, он не особенно сокрушался: ездить в блестящей никелированной коляске казалось ему куда интереснее, чем ходить пешком. И потом он не совсем верил, что у него нет ноги: очень часто на ней чесались пальцы. И ещё Боря знал, что у него родился брат, и великодушно думал: «Я его тоже буду возить в коляске, пусть катается».

XIV

Проболев около двух месяцев, Слава стал быстро поправляться. После завтрака он выходил на больничный двор и подолгу сидел на залитой солнцем скамейке. Он смотрел вдоль аллеи молоденьких тонких тополей на нежное, еще не омраченное пылью, сияние едва распустившихся листочков, и аллея тополей казалась ему ручьём, играющим в лучах солнца. Радость была разлита в терпком весеннем воздухе, а на душе у Славы сквозила пустота, щемящая тоска сжимала его сердце. Он не мог ответить себе, чего ждал, но чувство ожидания не покидало его даже во сне.

И вот однажды, когда он любовался тополиным ручьём и думал о своём неясном будущем, на аллее появился человек. Он шёл к Славе — узколицый, молодой. Его обрамлённое чёрной бородкой лицо показалось странно знакомым. Он свернул к скамейке и улыбнулся Славе, как доброму знакомому.

— Здравствуйте!

Слава встал, пожал протянутую руку, тоже улыбнулся, делая вид, что узнал и рад.

— У нас в детдоме был праздник…

— Сергей Алимович! А я сразу не узнал…

— Был праздник — традиционный сбор выпускников. Я приезжал. Сейчас заходил к вам, во дворе женщины мне всё рассказали. Примите моё глубокое соболезнование. — Постояли минуту, помолчали, не глядя друг на друга. Потом сели на скамью.

— Выздоравливаете?

— Вроде.

— Это вам, — Сергей Алимович протянул кулёк с яблоками и орехами.

— Спасибо, зачем вы… У меня полная тумбочка набита всякой всячиной — соседи и знакомые без конца носят.

Тополя тихонько шумели над их головами, звонко чирикали воробьи, пахло лекарствами и молодой травою.

— Женщины во дворе сказали мне, что вы спасали какого-то мальчика — попал под поезд. И поэтому задержались.

— Да. Вы его видели. Когда вы сошли в Минводах, они садились; мальчик, женщина и мужчина.

— Неужели тот самый мальчик?!

— Тот самый. Боря.

— А что он сейчас?

— Не знаю. Они не ответили на моё письмо.

— Да-а… Бывает же такое… А у нас работа в разгаре, — Сергей Алимович улыбнулся, как бы извиняясь за то, что меняет тему разговора. — У нас, правда, не так тепло, как здесь, но скоро потеплеет. Моё самое любимое время, когда в старом ауле расцветают персики. Долго ещё лежать?

— Не знаю. Думаю недельки через две выписаться.

— Как раз у нас зацветут персики. Приезжайте.

— У меня нет специальности.

— А вам лучше всего в газету, в наш «Гидростроевец», там есть вакансия.