К тому же Слава внимательно выслушивал его сны, обсуждал варианты отгадок. А сны Сеня видел каждую ночь, притом с такой четкостью, словно сидел перед киноэкраном.
— Вот я сегодня крокодила видал. Как быдто идем мы с Веркой, кругом Африка, жара, комари, и крокодил в зубах пол-литру держит и говорит: «Здравствуй, Сеня, я твой брат!» «Да, брось, — говорю, — нет у меня братов». «Врешь, — говорит, — я твой брат». Верка только хотела бутылку у него из пасти, а он р-раз и заглонул бутылку! К чему бы такой сон, а, Славик? Встал, воды попил и еще приснилось: рыба, до черта рыбы, вроде кильки. Верка говорит: «Давай буду пироги пекти». «Оставь, — говорю, — без пирогов проживём». А она тесто замесила, рыбу туда вопхнула, и получился такой пирог круглый. К чему бы, а? Рыба вроде к счастью?
Верка была злым гением Сени Лысцова.
«Сень, я за бутылкой схожу?» — этот её вопрос-восклицание шёл в их жизни рефреном. Маленькая, загорелая до черноты, с белыми выцветшими патленками, белыми тонкими обветренными губами, она преследовала Сеню своею дружбой. Раньше Верка боялась Алимова, а в последнее время, пользуясь их ссорой, стала приходить к Сене каждый день.
«Все паразиты! — то и дело слышался из Сениной комнаты её услужливый визгливый голос. — Все паразиты!»
В коридоре, фыркая, умывался Алимов. Победоносно сияющий, с сверкающими каплями в бороде, с полотенцем на шее, он вышел к ним во двор, сладко потянулся.
— Привет волхвам! Хочу заметить, что лучшим представителям народа уже давно показывают не чёрно-белые, а цветные широкоформатные сны.
Сеня обиделся, пожевал толстые губы, хмыкнул и ушёл в свою комнату. Особенно обидел его «волхвы». Тёмный смысл этого слова показался ему оскорбительным.
— Зачем ты так? — сказал Слава.
— Ничего, перебьётся, — весело ответил Алимов, — уже и пошутить нельзя.
— Но он не понял шутки.
— Пусть понимает, — задиристо сказал Алимов, упоённый предстоящим разговором с «главным», уверенный в том, что все должны его понимать и принимать таким, какой он есть. — Читал твою статью в областной газете. Очень трогательно. Особенно эта игра рубиновых камней в корпусе, презентованных министром часов. Неужели сам додумался?
Слава густо покраснел.
— Сам.
— Поздравляю! Во второй части вашего со Смирновым эпоса, можете рассказать трудящимся, как этот бетон вырубали. Могу дать эпиграф: «Плакала Саша…»
— Ты преувеличиваешь, — сказал Слава, мучительно чувствуя натянутость и пошлость своей фразы о том, что де «рубиновые камешки в корпусе именных часов и рубиновые звёзды, сияющие над главной площадью страны, из одного камня, так же, как из одной плоти и крови наши герои, наши земные звёзды…» «Как это глупо и напыщенно, — думал Слава, — как притянуто за уши!»
— Не будем спорить, — Алимов снисходительно похлопал Славу по плечу, — пойдём чай пить.
— Да, Сеня подарил нам пачку индийского.
— Сеня — магнат. Мы отдарим ему банку растворимого бразильского кофе, мне обещали достать.
Они молча выпили чай с брынзой и разошлись гораздо раньше положенного времени.
Сергей Алимович знал, что «главный» приходит не к девяти, как все в управлении, а к семи часам утра. «Пойду пораньше, чтоб никто нам не помешал».
Когда он приоткрыл дверь, «главный» что-то писал, сидя за маленьким приставным столом для посетителей.
— Заходи, — едва подняв глаза, сказал он Алимову. |