— Боря, сынок!
Зажмурившись, Боря бросился к отцу, уткнулся головой в его живот, обхватил руками.
— Ты хотел, чтобы я выродился? Хотел?!
— Хотел, очень хотел! Боря, милый! — Борис целовал его в голову, слёзы текли по щекам.
— А баба Катя всегда говорила, что ты не хотел.
— Врали они тебе, сынок, всё врали. Ты им не верь, — размазывая по лицу слёзы, говорил Борис.
— Боря! — раздался в коридоре женский голос. — Ты где, Боря?!
Слава решительно выглянул из купе:
— Он здесь. Заходите…
Мать Бори вошла в купе.
— Боря…
Мальчик прижался к отцу.
— Он хотел. Он хотел, чтобы я выродился. Вы обманщики!
— Оля, иди к нам. Я всё время ждал.
— Чего ты ждал, Борис?
— Встречи. Иди к нам!
— Почему же ты не разыскал меня? — не замечая, что он пьян, осевшим голосом спросила Ольга.
— Откуда я знал, где ты? Да теперь какая разница. Я нашел тебя, я тебя прощаю, какая разница. Я нашёл сына! Иди сюда.
— Слишком поздно.
— Поздно? Отцу поздно встретиться со своим родным сыном!
— Пойдём отсюда, Боря! — пытаясь оторвать сына от Бориса, крикнула Ольга. — Пойдем он пьян!
Мальчик вцепился в отца, повернул к матери злое, мокрое от слёз лицо и закричал:
— Ты обманщица! Это мой папа, я хочу быть с ним! Пусти!
— Он, Боря, пьян и всё врёт, — серьёзно, как к большому обратилась Ольга к сыну. — Он не хотел, чтобы ты родился, поэтому я и институт бросила, и к бабе Кате уехала. Баба Катя и дядя Федя тебе самые родные люди, а он чужой, совсем чужой. Ждал, пока сын большим станет, да? Зачем же он тебе теперь? Или коньяк разбудил в тебе отцовские чувства? А его ведь четыре раза в день кормить надо, одевать, обувать, купать, стирать на него, гулять с ним, учить его, не спать ночи, когда заболеет. Где же ты на всё это возьмёшь время, когда протрезвеешь? Пусти ребенка, он мой. Пусти! Слышишь! — Ольга с силой потянула сына к себе.
— Он не хочет идти к тебе и к твоему рыжему бугаю. Мой сын не хочет идти к папочке, которого ты для него нашла, у него есть родной отец. Проваливай к своему рыжему, слышишь?! — Борис оттолкнул её, она ударила его по рукам.
Слава подхватил растерявшегося мальчика и вынес его из купе, следом за ним вытолкнул Олю, запер дверь и остался один на один с Борисом.
— Пусти, солдат, не шути!
— Не пущу.
— Я по-хорошему прошу.
— Не могу. Нельзя сейчас.
— Пусти! — Борис схватил Славу за ворот гимнастёрки.
Слава молчал, глаза его смотрели спокойно и твёрдо.
— Пусти от греха!
— Нет.
— Ах, так? Ты заодно с нею? На! — Борис ударил Славу головой в лицо. Ослепленный ударом, Слава косо осел на полку. Борис рванул дверь, но она упёрлась в «собачку» предохранителя. Пока он отжимал её, Слава пришёл в себя и ударил Бориса по ногам. Подсечённый, Борис упал на колени, и уже в следующую секунду Слава крепко держал его обеими руками за горло. Из разбитой губы текла кровь. Слава увидел в зеркале, как течёт она черной струйкой, и такое зло взяло его, такая обида: явится красавец домой с разбитой губой и распухшим носом! Он тряхнул Бориса так, что тот сразу обмяк.
— Ну, понял?
— Понял.
— Садись и сиди.
Борис кое-как встал, не глядя на Славу, сел на своё место у столика. Слава вытер носовым платком кровь. |