— Какой он, к чёртовой матери, ему отец? Он же рыжий, рыжий! Ты же его видел. Я его отец, я! Ты понимаешь? Я же не виноват в том, что она уехала и ничего мне не сказала, главное, я же не знал о том, что будет ребёнок. Я был уверен в том, что его не будет.

Боря услышал этот сдавленный шепот из приоткрытой двери купе, мимо которого проходил, и остановился.

— Я её любил… и до сих пор… Упрямая, как буйволица. Её только любил, ты же видишь, мне тридцать лет, а я до сих пор не женат. Понимаешь, я ей говорил: «Подожди!» — Мы же только на третьем курсе тогда были. Я не хотел стать неудачником, я искренне любил науку, дело любил, как и всякий мужчина. Настоящий мужчина — это прежде всего дело, дело и ещё раз дело! Я понимаю, что виноват сейчас перед ним, перед Борькой. Но и она тоже хороша. Хорошая штучка. Эгоистка.

Маленький Боря повернул голову так, чтобы было видно солдата, посмотрел на него хорошенько и снова стал разглядывать Бориса. Тот налил из бутылки в стаканчик, выпил и продолжал:

— А Борька расти будет, вырастет, ему станет за двадцать, у него появится девушка, и он тоже будет мечтать о деле. У него моя хватка. Ну и что — всё опять повторится сначала?! Я уверен, что, если возникнет подобная ситуация, она сама будет его отговаривать от женитьбы, стеной встанет между ними. Вот я лежал и думал: а может быть, мне изменило чувство юмора? Может, это правда смешно — все мои планы, может, это ничего не стоит? И жить надо было совсем по-другому? А?

«Как он много слов знает и все подряд говорит!» — с уважением подумал маленький Боря.

— Я всё время держал себя в рамках, я шёл к своей вершине, — Борис криво усмехнулся. — Женщин я всегда выбирал таких, чтобы с ними было просто… Я всю ночь об этом думал. Задавил я что-то в себе, без чего вся жизнь становится бессмысленной суетой. И всё это, задавленное мной самим, сейчас для меня сошлось в одну точку: всё это собралось в моём сыне, в Борьке.

«Интересно, кто это его сын?» — подумал Боря, стараясь получше повернуть голову и высовывая от усердия язык.

— Это мой сын. Какого чёрта я должен отдавать его какому-то рыжему Фёдору? Я, может, всю жизнь мечтал о сыне. Она его и Борей в честь меня назвала. Зачем ей этот Фёдор? Я готов… Нет, ты скажи, ты скажи, солдат?!

— Не знаю. Мне трудно разобраться… Они ждут ребенка.

— Ребенка, ребенка. На чёрта мне нужен их ребёнок! Ну и пускай остается с этим Фёдором, а мне отдаст моего сына. Мне нужен сын, понимаешь? У нас и рот, и нос — всё одинаковое. Я плоскостопый. Я разул его, взял в руки его маленькую плоскостопую ножку, и у меня в душе всё перевернулось! Я чуть не задохнулся. Я вчера открыл дверь в их купе и обомлел. Она. Оля. Она и сына в мою честь назвала Борисом. Всё это как сон…

Не открывая глаз от щели, Боря снял тапочек и пощупал свою ногу — ступня у него была плоская, он никогда раньше не замечал, что она у него такая…

«Это я! — холодея, подумал Боря, — это я… Значит, он мой отец?… Может, он врёт?!

— Надымили мы крепко, — сказал Слава и отодвинул дверь.

IV

Боря влетел в купе.

— Боря! — вскрикнул Борис. — Боря!

Боря стоял посреди купе сжавшийся, готовый бежать назад.

— Боря, сынок!

Зажмурившись, Боря бросился к отцу, уткнулся головой в его живот, обхватил руками.

— Ты хотел, чтобы я выродился? Хотел?!

— Хотел, очень хотел! Боря, милый! — Борис целовал его в голову, слёзы текли по щекам.