Я такой. Но по крайней мере теперь главврач ни за что не назовёт меня легкомысленным. С этой минуты я крайне рассудительный и солидный глава семейства.
– Глава?
– Конечно, я же мужчина. Но ты должна помнить, что глава принадлежит тебе, всецело и безраздельно.
Не знаю, что обычно чувствуют невесты, внезапно ставшие жёнами, но мне больше всего на свете хотелось сообщить о свадьбе маме и бабусе. Чтобы они поняли, какой замечательный у меня муж, чтобы мама подошла и поцеловала Марка в щёку, а бабуся перекрестила нас лёгким взмахом руки: «Совет да любовь». И родителей Марка я никогда не увижу, потому что они, как и мои, навсегда остались на той проклятой войне, и нам с Марком предстоит жить не только за себя, но и за них тоже.
В этот момент моя радость – нет – не потускнела, но стала какой-то другой, более глубокой, через понимание того, что пришлось пройти, покуда две наши судьбы не сошлись вместе на одном пути.
У меня был случай убедиться, что Марк умеет угадывать мои мысли. Вот и теперь он крепко обнял меня и шепнул, только для моих ушей:
– Они нас видят и благословляют.
* * *
Мой отпуск совпал с неделей отгулов Марка, и в первый же свободный день мы отправились на поезд, чтобы поехать по адресу, откуда пришло сообщение о смерти моего отца. В духоте и запахе махры общего вагона можно было вешать топор. Голоса детей то и дело прорезал общий гул разговоров и возгласов.
Где-то совсем рядом хрюкал поросёнок. Пассажиры на скамейке напротив, расстелив на коленях газетку, увлеченно колупали варёные яйца и хрустели зелёным луком.
С собой в дорогу я взяла армейскую фляжку с чаем и несколько ломтей хлеба, густо намазанных яблочным повидлом, о жареной курице приходилось только мечтать, а вместо яиц по карточкам давали яичный порошок. Ну да ерунда, купим на станции вареной картошки и огурцов – тех, кто прошёл войну, трудности не пугают. Главное, настроиться на лучшее, и всё сложится.
Перед поездкой Марк дежурил всю ночь и, как только поезд тронулся, немедленно заснул, положив голову мне на плечо. Стараясь не шевелиться, я смотрела на соседей, дышала запахами паровозного дыма из приоткрытого окна и понимала, что сейчас счастье порхает вокруг меня подобно разноцветным бабочкам – лёгкое, невесомое и яркое. Украдкой я посматривала на свою правую руку с тонюсеньким обручальным колечком, которое Марк надел мне на палец в ЗАГСе и в котором для меня замкнулось прошлое, настоящее и наше с Марком общее будущее.
Накануне днём я переехала из барака в комнату Марка и всё ещё находилась под впечатлением от своего нового жилища в настоящем кирпичном доме с водопроводом и туалетом. Небольшую квадратную комнату заливало солнце, делая её уютной и тёплой. Наличие мебели ограничивалось трёхстворчатым шкафом, фанерным буфетом с матовыми стёклами, кроватью и круглым столом под камчатой скатертью. Один угол занимала узкая круглая печка, покрашенная серебрянкой. Статуэтку фарфоровой пастушки я пристроила на книжную полку и сочла новоселье законченным. На общей кухне стояли три стола с керосинками, значит, хозяек всего трое, включая меня.
– Соседи все из близлежащих деревень, поэтому летом целыми днями пропадают на огородах, – объяснил Марк тишину в квартире. – Так что пока мы здесь с тобой вдвоём.
От его слов у меня застучало в висках, и чтобы скрыть смущение, я кинулась разжигать примус:
– Я сейчас сварю кашу или почищу картошку. У тебя есть картошка?
– Картошки нет. Но главное, у меня есть любящая жена и в стране мирное время, а остальное не имеет значения. Ты согласна?
Ещё бы я была не согласна! Но я всё-таки сварила пшённую кашу, щедро заправив её комбижиром. Ради праздника Марк достал из буфета банку лендлизовских американских сосисок и вазочку с розоватыми кубиками постного сахара. |