Где-то неподалеку послышались голоса. На их шум из норы осторожно, с оглядкой выполз человек, обутый в один, левый башмак – правый был безнадежно утерян. Голоса звучали уже совсем близко, и вот из дыма вынырнули две тени. Яростно бранясь и швыряясь камнями, двое гнались за редкостной по нынешним временам добычей – рептилией, напоминавшей гигантскую амебу. Каждый оспаривал право единоличного владения желеобразным лакомством. Один из охотников был одноглаз, голова другого напрочь лишена всяких признаков растительности.

Рваные порывы ветра раздули тлевшие в неглубокой расщелине угли. Неровные блики пламени высветили из дымных сумерек тело громадной сороконожки, мирно дремавшей на теплом еще валуне. Наказание за беспечность последовало незамедлительно: подковыляв к ней, обладатель единственного башмака мигом проглотил ротозейку. С сытым довольством похлопав по животу, он добродушно посмотрел на спорщиков:

– Эй вы, охотнички! Чем камнями кидаться, шли бы лучше сюда… Да не бойтесь, никто вас и пальцем не тронет! Идите, здесь хоть погреться можно, – он рукой показал на языки пламени, лизавшие край расщелины.

Опасливо поглядывая на незнакомца, лысый сделал робкий, неуверенный шаг навстречу. Но когда разглядел, что у него нет в руках ни дубины, ни камня, совершенно освоился, и вскоре уже сидел на корточках у огня, с аппетитом уплетая кусок только что убитой им гадины. Вид этой идиллии прибавил храбрости одноглазому, и он пристроился рядышком с недавним своим обидчиком.

– Ну вот, нашего полку прибыло, – бодро заметил обладатель единственного на троих башмака.

В ответ раздалось лишь урчание изголодавшихся «новобранцев», рвавших редкими, искрошенными зубами останки рептилии. Первая попытка завязать разговор ни к чему не привела: тягостное молчание затянулось примерно на час и было прервано подозрительным шорохом… Минутный испуг сменился облегченными вздохами: оказывается, за их спинами всего-навсего устроили потасовку три проказливых уродца. Брызжа слюной и захлебываясь косноязычным клекотом, они яростно тузили друг друга, и каждый старался подтолкнуть другого к самому краю раскаленной расщелины.

– Ну вот, наши ребятишки уже, можно сказать, подружились… Да и нам пора бы предпринять что-нибудь… этакое, – сказал тот, единственным удачным предприятием которого был сохраненный в целости левый башмак.

– Не вижу в этом особой необходимости, – мрачно заметил тот, что с некоторых пор смотрел на мир одним глазом.

– Друг мой, вы не правы! – горячо возразил ему первый. – Нам есть что спасать, пусть уже не для насдля наших потомков! – и он вяло махнул в сторону драчунов.

– А… бросьте, все пошло прахом, – тот, который некогда так гордился пышной шевелюрой, был безутешен.

Спор зашел в тупик и оборвался.

– Но больше так продолжаться не может! – решил нарушить неписанный регламент часового молчания обладатель единственного башмака во Вселенной. – Разве это жизнь – день-деньской прятаться по норам, а появляться на свет божий, лишь когда живот сведет до последней крайности и то – остерегаясь соседа. Да что мы, право, враги друг другу? Вот здесь нас – шестеро, считая детей. Там, – он кивнул в сторону ледника, – еще, кажется, трое… или четверо? Ей-богу, до сих пор точно не знаю. А ведь у них вроде бы и дети есть! По крайней мере у одного – целых двое. Впрочем, не совсем уж и целых… Но поймите же вы, наконец, мы – единственные, кто уцелел. И значит, надо…

– Да никому уже ничего не надо, – сплюнул в костер одноглазый.

– Слушайте, я вам все объясню, – не сдавался поборник коренного преобразования общественных отношений.