— Есть чем встретить грядущую опасность?
— Олли, если в тебе уже сейчас еда не удерживается…
— Ничего, мы люди привычные. Загоним поглубже одним волевым усилием.
Затем они вытерли котелок и ложки обрывком хилой занавеси, которая валялась на гардеробе, ополоснули кипятком и оставили на табурете как следует проветриться.
Далеко от них толкуют между собой задушевные приятели, трудолюбиво перебирая зерновой и мясной оброк, что хранится в леднике под главной комнатой. Готовить они любят — каждый день на столе новое блюдо, а то и два.
— Сента, как по-твоему, наши девы уже сподобились потревожить предка?
— Водяного — точно нет, Арми. Из реки точно бы нахлебались, крикнули бы на помощь — а до нас долетело. От Того, кто Живёт в Кастрюле, ничего хуже «караула» и рататуя не случалось.
— А свою шарманку он для них завёл? Про чистую девичью любовь. Буквально сестринскую.
— Как явился со своим летучим войском — так и завёл, наверное. В смысле — изженись от вас нечистый куда подальше, а то непонятно, кому хуже придётся. Трюк с каретой, между прочим, не одного тебя впечатлил.
— У полуморян, а ещё вернее у чистых морян, сила показывается всплесками. Сначала копится, потом, говорят, им надо самим по себе ударить. Под рану подставиться, выскочить голышом на холод, ну, в таком роде.
— Ты имеешь в виду, что мою будущую супругу надо принудительно оборачивать в хлопковое волокно и ставить на полку, чтобы не проявляла характер? А мы-то хотели использовать её для заточки холодного оружия…
— Тут скорей язычок Барбары бы пригодился. Или ум — в качестве оселка.
— Сента, ты и верно умён, если так сразу такое определил.
Тем временем сёстры догадались, как отомкнуть портал, через который исчезли женихи. Дело было простое: под ручкой виднелся бугорок потайной «клямки» — хитрого гибрида крючка с пробоем, который сам собой падает в гнездо, стоит захлопнуть дверцу, и открывает её снаружи с помощью рычага.
Каморка была чётко прямоугольной, а не в виде обычной для замка трапеции, что заставляло предположить в стенах пазухи. Соединяющие анфиладу двери были, по-видимому, заложены кирпичом и покрыты штукатуркой в цвет камня, а то и вообще отсутствовали с самого начала. Единственное окно представляло собой неширокий проём, на уровне которого сразу начиналось полотно моста. Перила выглядели сквозным наличником, довольно красивым: особенно красили их парные изображения горгон с извивающимися змеёй волосами, вплетённые у узор.
— Югендштиль, — пробормотала Олли. — Как знаменитая мраморная лестница в особняке миллионера — помнишь, ты мне картинку в рутенском альбоме показывала? Рябушина-Горьковского.
— Миллионера Рябушинского, — с важностью поправила Барба. — И пролетария Горького.
— Всё-то ты помнишь, — заметила старшая сестра. — А об мою умную голову всё как о стенку горох. Кстати, где тут может прятаться аудиогид?
— М-м?
— Ну вот как в музее, куда мама Галина нас таскала по книге Армана Фрайбуржца. Там дают такую дубинку на ручке, словно у копа… стражника, в общем. Направишь её на любой предмет — тот сразу говорить начинает. Выкладывать свою подноготную.
— А, поняла. Как было с доспехами и котлом. И в самом деле, за боковыми стенками пустоты, — доложила Барбара, выстукивая одну. — Замурованные тайники.
— Страшно подумать, что в них может прятаться, — Олли вздрогнула плечами, как цыганка. — Оружие, пыточный нструментарий, пропащие души…
— Не в них. |