Изменить размер шрифта - +
Почему? Я мог выдвинуть сразу несколько предположений. Во-первых, что мои глаза почему-то закрыты. Во-вторых, что

вокруг темнота и нет света, при котором можно что-то увидеть. В-третьих, что свет есть и я обладаю оптической аппаратурой, то есть глазами, но

мой мозг, ум, мыслительный орган - называйте его как хотите - принимает информацию, но не пересылает результатов ее переработки другим частям

той собирающей информацию системы, которой является мой ум/мозг.
     Мне казалось, что есть и другие предположения, но временем, чтоб их анализировать, я не располагал. Первой и главной проблемой являлась

необходимость изучить собственные возможности восприятия. Эту проблему можно было сузить: могу я видеть или нет? Если могу, то какие шаги должен

предпринять, чтоб увидеть то, что можно увидеть, дабы освободиться от идеи участия в том, что в данный момент называю временной слепотой на

почве истерии? Или, возможно, я придаю этому непропорционально большое значение?
     Поскольку, в самом первом приближении, я пришел к мысли, что мне не следует перенапрягаться, пытаясь прозреть, то прозрение должно

произойти или само собой, или не произойти совсем. Я подумал об эволюционном процессе развития зрения. Те далекие примитивные создания, что

являются нашими предками по части зрения, наверняка ведь не прилагали силу воли к делу прозрения, верно? Они либо видели, либо не видели. И

предумышленность - эта излюбленная мягкая игрушка ученых - к этому делу не имела ни малейшего отношения.
     Но так ли просто обстояло все на самом деле? Каковы переходы, градации, отделяющие видение от невидения? В какой точке этой шкалы личность

можно считать невидящей и где проходит черта - великая эволюционная черта, - пересекая которую личность становится зрячей? Уж если мы затронули

эту проблему, то не существовали ли и другие средства «видения», кроме глазного, родственные последнему, но отчетливо иные, из которых глазное

зрение - лишь первый шаг? И нельзя ли сказать, что разница между видением и глазным зрением такая же, как между Гиперионом и сатиром, если

воспользоваться крылатым выражением Шекспира?
     Чем больше я размышлял об этом, тем выше оценивал данную мысль. Серьезнейшая штука получалась. Мне было необходимо точно представить себе

собственные возможности восприятия, прежде чем двигаться дальше. Пока мы не знаем, как мы выглядим, можно ли определить, в чем мы нуждаемся?

Наши предки, разумеется, могли довольствоваться и меньшим. Цветные абрисы на стенах пещер - теперь они способны вызвать у нас лишь улыбку. Но

ведь я-то существую в настоящем, а потому данный вопрос, так долго откладываемый, должен быть наконец решен. Или наоборот - его не следует

решать; впрочем, это тоже было бы решением, и тоже основанным на определенном чувственном восприятии.
     - Это, разумеется, правильно, - сказал ЗЕЛИГМАН, - но учел ли ты ауру кажущейся понятности, которая окутывает каждое, даже самое незнакомое

явление? Нас практически невозможно застать врасплох, ибо ум конвертирует полученные впечатления в знакомые формы, в которых неизвестное

становится лишь как бы частью известного?
     - Клянусь Богом, вы правы, - воскликнул я. - Ведь преподнести настоящий сюрприз - дело нелегкое, верно?
     - Точно. Но тебе это удается лучше, чем большинству. Ты всегда был хорошим учеником. Я тебе поставил высшую оценку за сочинение по эстетике

самообмана.
     Поле зрения возникло совершенно неожиданно - именно так, как я и ожидал.
Быстрый переход