|
Я находился в аудитории. Единственной нитью, связывавшей меня с прошлым, был рюкзак. Он лежал на полу рядом со мной, и его горловина была широко открыта. Поглядев вниз, я убедился, что кто-то в нем рылся и все перевернул. Бесспорно, это сделал я сам. Я снова наклонился и проверил. Да, кое-что пропало. Мне понадобилось меньше минуты, чтоб удостовериться, что кто-то, весьма возможно, что именно я, вынул оттуда умненькую машинку-чепушинку Глинниса. Надо думать, пустил ее в ход. Я вспомнил ослепительную улыбку на лице Глинниса, когда он передавал ее мне. Или в тот день он был женского рода? Так трудно запомнить, кто был кем во времена столь легких переходов из одного пола в другой. Но, конечно, мы тут вовсе не собираемся открывать диспут о сексе, во всяком случае, не больше, чем расспрашивать вас о том, что вы ели сегодня на завтрак. Все эти дела связаны с личным самосознанием. Расщепление, слияние - подобных вопросов следует тщательно избегать в разговорах. А если говорить проще, то Глиннис и я сексом не занимались в тот далекий день, когда он подарил мне эту машинку и сказал: «Мне тебя будет не хватать», и назвал меня именем, под которым я тогда был известен. Кроме того, он сделал еще кое-что, а именно жест - пикантный и неповторимый. После чего и вручил мне машинку. Я огляделся, надеясь узнать, что с ней случилось. Эльг - так называются эти машинки, говорящие на линшинском языке, языке сексуальной коммерции, - отдыхала на полу возле моей ступни. Она еще продолжала двигаться, описывая круги, которые постепенно сокращались и по скорости движения, и по радиусу, следуя широко известным положениям закона Роско, гласящим, что все, происходившее перед тем, как вы заметили ситуацию, не может быть правильно оценено с позиций того, что происходит в данное время. Вследствие этого разговор о машине явно очень затруднителен. На данном отрезке времени, когда я смотрел на нее, она казалась мне куда тяжелее, куда самоуверенней и куда более достойной настороженного почтения. Я поднял ее с пола, благословляя счастливую звезду, что не нахожусь в жидкостном состоянии, ибо понимал, что мне было бы весьма затруднительно описать его. Я хочу сказать, что, произнеся слова «я растекся», я уже ничего не смогу к ним добавить. К счастью, нынешние обстоятельства были совсем другими, что дало мне основания подумать, а был ли он достаточно откровенен со мной, когда предупреждал о... Но я никак не мог вспомнить, о чем именно. А ведь очень трудно представить себе, что произойдет дальше, если не вспомнишь в деталях о том, что уже миновало. Что же касается былых состояний, особенно тех, чьи черты недостаточно ярки, чтобы их стоило запоминать, то уже можно сказать о них, кроме того, что надо без страха идти вперед и пусть каждый сам заботится о себе. - Ты кончил молоть вздор? - спросил Лу. Я покачал головой и протер глаза. А через мгновение мне уже удалось их сфокусировать. Вот и Лу, все еще в своей интропроекционной форме. Он стоит передо мной и рассматривает меня с признаками явного беспокойства на лице. Я вспомнил, что Лу вообще очень заботлив. - Со мной полный порядок, - сказал я. - А что тут происходит? - Мы стараемся доставить тебя в Центральный Фокиса, - ответил Лу. - Мне хотелось бы, чтоб ты нам в этом помогал. - Я предполагал, что помогал. - Нет, в самом деле, нужно же быть внимательнее и не впутываться во все, что тебе попадется по пути! Ты же знаешь, что такое Фокис - тут мириады всяких приманок, у каждого глаза разбегаются. |
