От нечего делать я вынул из кобуры «беретту», рассеянно осмотрел ее, нацелил на почтовый ящик и мысленно сделал «пых!».
— Убери с глаз долой! — Келли положил огрызок яблока на приборную панель, взял мой пистолет, покрутил в руке и протянул обратно. — Хорошая пушка. Но ты и без нее справишься.
— И чего она там копается, — сказал я, имея в виду Кэролайн Келли. — Сколько времени может занять организация ордера?
— Сколько потребуется.
Я обреченно кивнул — ясненько.
— Мистер Келли, вы в своей жизни кого-нибудь застрелили?
— Спрашиваешь!
— И что, не одного?
— Не знаю, не считал. Много.
— Много?
— В Корее.
— А-а. Я-то имел в виду, когда полицейским служили.
— Стрелял однажды.
— Наповал?
— Нет, слава Богу, только ползадницы ему отстрелил.
— А я вот ни разу ни в кого не стрелял.
— Это заметно.
— Даже оленя застрелить — рука не поднимается. Вы видели на охоте, как умирает олень?
— Нет.
— А я видел. Это в сказках или в кино олень — брык, упал и помер. А на деле — кровищи, как на бойне. Я на первой и последней своей охоте ранил оленя. Как он бедняга мучился, как бился. И смотрит на меня — моргает, встать норовит. А боль в глазах — нечеловеческая. Товарищ говорит: добей! А я выстрелить не могу. Пришлось товарищу выстрелить.
— Ох уж и романтик ты, Бен. «А боль в глазах — нечеловеческая»… Стрелять в человека — совсем не то, что в оленя.
— Я даже рыбу головой об столб не могу…
— Бен!
— Понял. Молчу.
Но через минуту у меня опять зачесался язык.
— Я сегодня беседовал с Гиттенсом. Он признал, что Рауль был его осведомителем. И я вдруг подумал — а не ерунда ли все это? Десять лет назад Траделл получил наводку не лично. Он действовал по подсказке Гиттенса. Ну и что? Это ничегошеньки не меняет. Если я поперся на красный свет и меня машина сбила, когда я шел за пивом, — совершенно не важно, сам ли я решил сходить в магазин или меня приятель попросил. На красный свет-то я сам поперся! Так или не так? К тому же Данцигер вообще не знал, что Гиттенс как-то замешан в том давнем деле.
Келли равнодушно смотрел перед собой.
— Помните, вы говорили, что иногда — добра ради — хорошие копы делают плохие вещи. А плохие копы делают плохие вещи просто ради удовольствия. Так вот, арест Брекстона мне кажется плохим средством во имя плохой цели. Негодяйство ради негодяйства.
— Бен, что за философия?
— Да так, не нравится мне все это.
Келли немного ожил.
— Гиттенс — хороший полицейский, — сказал он. — Поэтому ты с выводами не спеши. Погодим, поглядим. А пока что сосредоточься на одном — чтоб сегодня вечером вернуться домой без лишних дырок.
Он догрыз яблоко, потом раздумчиво прибавил:
— Если тебя грохнут, Кэролайн сама мне дырку в голове сделает!
Я ошарашенно покосился на него.
— Вы… вы что имеете в виду?
Келли вздохнул:
— Ты, Бен, умный-умный, а дурак!
— Объясните дураку.
— Моей дочке тридцать семь. У нее сын. В тридцать семь да еще «с довеском» — много ли на нее охотников? А ты вроде как человек. И к сыну ее относишься неплохо. Ей нужен мужчина.
Я был поражен его грубой откровенностью.
— С чего вы решили, мистер Келли, что Кэролайн нужен мужчина?
— А кто же еще? Она вроде не лесбиянка. |