В тот момент я не знал, насколько уместно это сравнение с озабоченным клопом и карающей рукой! Я просто ускорил шаг, чтобы побыстрее миновать эту дурацкую площадь.

И вдруг рядом с моими ногами брызнули в разные стороны осколки кирпича.

Я оторопел и остановился. Я был в центре площади, так далеко от всех зданий, что с неба ничего свалиться не могло. И опять же потому, что я был в центре огромной площади, добросить до меня камень тоже никто не мог. Какой Геркулес швырнет камень на пятьдесят метров?!

Пока я гадал, что бы это все значило, кто-то невидимый больно ударил меня по левой руке выше локтя. Как молотом. Руку мотнуло в сторону груди. Я не верил своим глазам: на куртке зияла дыра, из которой лилась кровь. Боли сперва почти не было, только странное ноющее чувство в бицепсе. Даже показалось, что боль я машинально сочинил — просто глядя на дыру в куртке и кровь.

Я был настолько не готов к такому повороту, что лишь третья пуля, которая опять угодила в мостовую и раскрошила кирпич, только эта, третья пуля образумила меня.

Позабыв думать, я бросился бежать к зданию мэрии, виляя из стороны в сторону и нелепо пригибаясь.

Я сгоряча помчался в сторону Кэмбридж-стрит, хотя единственным ближайшим укрытием на этой лысой площади был вход в подземку — небольшой бетонный бункер. Поэтому я круто развернулся и побежал обратно, в сторону стрелка.

У входа в подземку было довольно оживленно — конец рабочего дня, труженики окрестных офисов направлялись домой. Некоторые прохожие с удивлением наблюдали за происходящим. Поскольку выстрелы были практически беззвучными, то мое поведение — безумный петляющий бег в полусогнутом состоянии! — вызывало спокойное любопытство.

Но тут, за несколько метров от входа в подземку, я вдруг выхватил из кобуры пистолет. Дурацкий, нелепый жест! В кого я, собственно, намеревался стрелять? Я ведь не видел стрелка, да и устраивать перестрелку в такой толпе было бы чистым негодяйством!

Однако мой пистолет превратил спокойное любопытство прохожих в панику.

Визг, крики, кто-то падает на асфальт.

Мне некогда было вытаскивать бляху полицейского. Я даже не стал кричать: полиция! Я просто забежал за стену и остановился перевести дыхание.

Молодой парень в нескольких шагах от меня испуганно пятился вниз по лестнице — по стенке, по стенке.

— Все в порядке, — сказал я. — Я полицейский.

— Вызвать полицию?

— Нет, спасибо, не надо.

Я лихорадочно соображал. Кто же мог стрелять в меня? Брекстон? Кто-то из его банды? Гиттенс? Ведь я только что оскорбил его расспросами о деле Траделла. Но оба предположения казались абсурдными. Брекстон доверился мне и видел во мне союзника. А Гиттенс вроде бы остался в Мишн-Флэтс, а не шел за мной.

Поскольку никакого разумного объяснения я не находил, меня охватила паника. Трудно защищаться, когда понятия не имеешь, кто твой враг.

Я спустился по лестнице, так и не вложив пистолет в кобуру, и, рассеянно помахивая оружием, сказал, обращаясь к продавцу билетов в кабинке:

— Один, пожалуйста.

Он положил передо мной билетик.

Я сунул пистолет в кобуру, порылся в кармане.

— Дьявол, у меня с собой недостаточно денег!

— Все в порядке, — торопливо сказал продавец билетов, — проходи так, приятель.

52

Пока я добирался до отдела спецрасследований, боль почти полностью прошла. Только дыра на куртке и запекшаяся кровь напоминали о недавнем событии.