А вот теперь он позволил себе уделить часть внимания болтовне миссис Харрис, уютно угнездившейся на мягком кожаном сидении. Более того, он даже сам заговорил — а такого с ним, когда он был за рулем, не случалось с 1937 года (в тот раз ему пришлось прикрикнуть на лакея лорда Бутси, чтобы тот сидел смирно, а не зыркал глазами по сторонам).
— Мне довелось бывать в Висконсине, в Мэдисоне — улицы там широкие и застройка приятна для глаз; однако в Кеноше я не был. И что, по вашему мнению, является наиболее достопримечательной особенностью этого города? — спросил он.
— Оладьи по-северному с маленькими свиными сосисками и кленовым сиропом, — не колеблясь отвечала миссис Харрис. — Они подают это в кафе при гостинице, и я в жизни ничего вкуснее не ела. Сказать правду, я уплела четыре порции и мне потом даже было нехорошо. Но дело того стоило!
— Умеренность — путь к здоровью, — нравоучительно заметил мистер Бэйсуотер.
— Полноте, Джон, — отвечала миссис Харрис, впервые позволяя себе назвать достойного шофера просто по имени. — Да вы хоть раз пробовали эти их оладьи по-северному?..
Оправившись после шока — впервые за долгие годы особа женского пола обратилась к нему столь фамильярно! — мистер Бэйсуотер холодновато улыбнулся и ответил:
— Нет, Ада, сказать по правде, не пробовал; но вот что мне пришло в голову — раз уж вы так любите полакомиться: тут милях в пяти впереди есть ресторанчик, так мы там пообедаем. Похлебку из устриц по-новоанглийски вам доводилось пробовать? Точно вам говорю, без переедания у вас опять не обойдется. Ничего подобного в мире не найдете. А на десерт возьмем мороженое; там его тридцать семь сортов.
— Господи! — воскликнула миссис Харрис. — Тридцать семь сортов! Да столько и на всём свете-то быть не может! Генри, ты можешь в это поверить?
— Раз он так говорит, значит все так и есть, — отвечал Генри, с доверием глядя на мистера Бэйсуотера.
Они припарковали машину у длинного красно-белого здания ресторанчика «Говард Джонсон», подле нескольких десятков других автомобилей, похожих на поросят у корыта, и устроили настоящий лукуллов пир, наслаждаясь изысками американской придорожной гастрономии.
Впрочем, в этот раз с миссис Харрис ничего не случилось. Зато плохо стало Генри. Он одолел девять порций знаменитого джонсоновского мороженого, но десятая — чернично-лакричное с шоколадной подливкой — одолела его самого. Генри стошнило — впрочем, когда его умыли и почистили, он был в полном порядке и наша троица продолжила свой путь к гигантскому городу на Гудзоне.
По дороге мистер Бэйсуотер разговорился и поведал миссис Харрис о популярности Генри среди обитателей дипломатического анклава, связанной, в частности, с его подвигами (прерванными ветрянкой) в области спорта — Генри, судя по рассказам, бегал быстрее и прыгал выше и дальше отпрысков посланников Испании, Швеции, Индонезии, Ганы, Финляндии, Голландии и Бельгии.
— Надо же, — сказала миссис Харрис. Затем, подмигнув Бэйсуотеру, она спросила:
— А вот как вышло, что никто из них не догадался, что Генри… ну, что он не…
— Хо! — ответил Бэйсуотер, — да как им догадаться, если все они говорят по-английски еще хуже Генри? А мальчишке суждено стать лидером…
Тут в разговор вступил сам Генри, нарушив свое долгое молчание:
— Веселее всего было на пасху, — сообщил он. — Надо было искать спрятанные пасхальные яйца, а потом мы устроили гонки с яйцом на ложке. Дядя Айк сказал, что я был лучше всех и когда-нибудь стану чемпионом.
— Правда? — переспросила миссис Харрис. |