— Ваш личный номер в ВВС был AF28636794, — сказал мистер Шрайбер, — и тут находятся все данные о вас за время службы, включая отметки о женитьбе и о рождении ребенка.

Кентукки свирепо уставился на мистера Шрайбера.

— Ну так что ж? — огрызнулся он. — Вам-то что до того? Кого это вообще касается? Я честно-благородно развелся с той дамочкой, она была дрянь и вообще шлюха. Все было честь по чести и согласно законам Алабамы, и у меня есть об этом бумага. Чего вам еще надо?

Мистер Шрайбер, однако, продолжал свой допрос все так же неуклонно — как в его представлении должен был это делать настоящий следователь.

— А как же мальчик? — спросил он. — Вы знаете, где он и что с ним стало?

— Вам-то какое дело? Что, своих забот мало? — рявкнул Кентукки. — Я подписал этот вонючий контракт с вашей чертовой компанией, но контракт вам не дает прав совать свой нос в мои личные дела! И вообще — я развелся по закону, и платил ей на содержание парня, и когда в последний раз слышал о ней, с парнем всё было в норме!

Мистер Шрайбер положил бумаги и кивнул миссис Харрис:

— Миссис Харрис, прошу вас, расскажите ему.

Миссис Харрис, застигнутая во время своих мыслей фразой, не похожей на ту, какой она ожидала, сказала вовсе не то, что собиралась:

— Это неправда! — воскликнула она. — Потому что мальчик тут, вот он!

Челюсть Кентукки отвалилась и он вытаращился на мальчика.

— Чего?! — заорал он. — Вот этот маленький ублюдок?!

Миссис Харрис во мгновение ока вскочила, готовая к битве. Ее голубые глазки сверкали.

— Никакой он не ублюдок! — крикнула она. — Он — ваша плоть и кровь, ваш ребенок от законного брака, о котором там написано, и я привезла его сюда из самого Лондона!

Последовала немая сцена — отец смотрел на сына, сын — на отца, и во взглядах обоих не было любви, но лишь чувство прямо противоположное и непримиримое.

— Кой черт вас просил это делать? — рявкнул наконец Кентукки.

Кто знает, как это случилось — но Добрая Самаритянка и Чрезвычайная и Полномочная Фея-Крестная была вдруг вынуждена почему-то оправдываться. Миссис Харрис никак не ожидала такого поворота событий.

— Никто меня не просил, — ответила она. — Я сама решилась на это. Потому что мальчика били и морили голодом эти ужасные Гассеты. Мы слышали через стенку, как он плачет, каждый вечер. И я сказала миссис Баттерфильд, что если б его отец в Америке знал об этом, он бы такого не потерпел и минуты, — миссис Баттерфильд подтвердила слова подруги кивком, — и он бы сразу захотел увезти его оттуда. Ну вот мы и здесь. Что вы теперь скажете?..

Прежде чем Кентукки успел ответить (судя по тому, как он скривил рот, ответ должен был быть непечатным), миссис Шрайбер, видя, что миссис Харрис путается и ситуация выходит из-под контроля, поспешно добавила:

— Миссис Харрис и миссис Баттерфильд — соседи этих Гассетов, приемных родителей Генри. Я хочу сказать, родная мать мальчика отдала его им, когда вторично вышла замуж, но когда деньги перестали поступать и мать не нашли, они начали притеснять его. Миссис Харрис не могла выносить этого и привезла ребенка вам. Она — добрая женщина, и близко к сердцу приняла беду мальчика, и… — она замолчала, почувствовав, что ее объяснения звучат так же неуклюже и сбивчиво, как у миссис Харрис. Она посмотрела на мужа, надеясь на его помощь.

— В общем, вот так и обстоят дела, Кентукки, — подтвердил мистер Шрайбер, чтобы пауза не затягивалась.