Подойдя к постели, он осторожно присел и, явно сразу позабыв о присутствии Шрайберов и миссис Баттерфильд, взял руку больной в свою и проговорил, сбиваясь, как обычно от волнения, на кокнийский говорок:
— Ну, ну, Ада, что это такое? Не годится так-то. Что случилось, а?..
То ли знакомый выговор с проглатываемыми звуками, то ли что-то еще — что-то проникло сквозь окутавший миссис Харрис туман. Она приподняла голову и, увидев озабоченное лицо, вьющиеся седые волосы, почти патрицианский нос и тонкие губы, вымолвила слабым голосом:
— Привет, Джон. Каким ветром к нам?..
— Да я по работе, — ответил Бэйсуотер. — Вы сказали звонить вам, если буду в Нью-Йорке. Ну вот, я и приехал, а мне тут и говорят, что с вами неладно. Что случилось-то?
Услышав их беседу, все прочие бросились к больной.
— О Ада, слава Богу, тебе лучше! — кричала миссис Баттерфильд.
— Миссис Харрис, как чудесно! — восклицала миссис Шрайбер. — Ведь вам лучше, правда? Лучше? — а ее муж повторял:
— Миссис Харрис! Миссис Харрис! Послушайте! Послушайте, прошу вас! У нас для вас есть чудесные новости!..
Вид и голос мистера Бэйсуотера действительно помогли миссис Харрис придти в себя — она вспомнила замечательную поездку с ним из Вашингтона в Нью-Йорк и еще более замечательную остановку в знаменитом придорожном ресторане, где подавали такой восхитительный суп из моллюсков с картошкой, луком-пореем и сметаной — «новоанглийскую устричную похлебку». Было бы хорошо, если бы миссис Харрис удалось задержаться на этих приятных воспоминаниях на более долгое время, но крики остальных присутствующих вернули ее к пережитому фиаско. Она спрятала лицо в ладонях и воскликнула:
— Нет, нет! Уйдите! Я — я не могу никого видеть! Я глупая старуха, которая вечно суется не в свое дело и губит все, к чему притронется… Пожалуйста, уходите!..
Но мистер Шрайбер теперь так просто не ушел бы. Он протолкался к постели и взмахнул руками:
— Но вы не понимаете, миссис Харрис! Пока вы были… ну, пока вам нездоровилось, случилось нечто важное! Нечто замечательное! Мы — усыновляем Генри! Он теперь — наш! Он останется с нами, если вы не против. Вы знаете, что мы любим его, а он нас. У него будет хороший дом и все, чтобы он вырос хорошим человеком!
Миссис Харрис была еще слишком больна, чтобы понять всё, что говорил мистер Шрайбер, но уловила, что речь идет о Генри и что тон мистера Шрайбера радостный. Она отняла от лица ладони и уставилась на Шрайберов, походя сейчас на печальную обезьянку.
— Это все Генриетта, — объяснил мистер Шрайбер. — Она это придумала и прямо на следующий день я поймал Кентукки и поговорил с ним. Он, в общем, не такой уж скверный тип, когда узнаешь его получше. Ну, просто не любит он детей, что уж тут поделаешь. И вбил себе в голову, что если его поклонники узнают, что он в разводе и что у него есть сын — наполовину англичанин, то они от него отвернутся. Так что я сказал ему, что если он не против, мы с Генриеттой хотели бы взять мальчика к себе и воспитывать как своего сына…
— Он сказал, «старая стерва». «Влезла не в свое дело», сказал он. «Забирайте щенка и везите его обратно в Англию», — проговорила миссис Харрис. — О своем собственном сыне.
— Вы не поняли, — покачал головой мистер Шрайбер. — Он не будет нам мешать. Все получается как нельзя лучше для всех. Мальчик — американский гражданин и имеет право быть здесь. Кентукки — его законный отец, это засвидетельствовано в архивах ВВС. Мы написали в Англию, чтобы нам выслали его свидетельство о рождении. Проблем не будет — ведь Клейборн на правах отца может потребовать, чтобы сын был с ним. |