Изменить размер шрифта - +
Человек пять или шесть, с автоматами. Издалека было видно, что они только и ждут, когда наброситься на кого нибудь. Спасибо за приглашение – в другой раз, и я скрылся в своем домике. Хватит с меня. Вчера я уже получил прикладом по спине, до сих пор болит. А вышло это так: примерно в это же время я услышал на улице шум, крики, ругань и выскочил из палатки, хотя Гриша меня останавливал. Со мной всегда так, вмешиваюсь, когда вижу всякую несправедливость, видно, инстинкт самосохранения еще не развит. Смотрю: четверо здоровенных жлобов, омоновцы, избивают молодого парня, совсем подростка, я бы ему и четырнадцати лет не дал. Месят его, как на тренировке, и матом трехэтажным кроют. «Ребята, – говорю, – что ж вы делаете, это ж мой напарник, мы вместе в палатке работаем». Один из них, самый разумный, отвечает: «Тогда забирай, и чтобы не шлялись тут больше». А напоследок кто то мне прикладом по спине врезал. Меня такая злость взяла, хотел ему с разворота ногой в горло дать, но, слава Богу, передумал. Покрошили бы из автомата, и все дела. На них только посмотреть – все ясно станет, глаза убийц, кровью налитые. Вот интересно: откуда они вдруг взялись все, звери эти? Так этот парень и просидел у нас до утра, чуть не рехнувшись от страха и боли.

Через полчасика я снова вышел на свежий воздух, потому что разговаривать с Гришей все равно что искать по сломанному радиоприемнику хорошую музыку. И вдруг увидел девушку. Она медленно шла по тротуару, растерянно оглядываясь по сторонам, словно неожиданно свалилась с луны и проснулась. Пока она двигалась ко мне, я хорошо ее разглядел. Такой обалденной красоты в жизни не встречал. Если всех прекрасных женщин, живших на земле, соединить в одну – вот, наверное, такой она и будет. Одета она была в серебристый плащ, высокая, стройная, а лет, должно быть, как мне. Я почему то сразу почувствовал, что она никакая не путана, – слишком лицо беззаботное. Просто унесенная откуда то ветром. Когда она поравнялась со мной, я выступил из темноты (а одет я всегда в камуфляжную форму) и грозно произнес:

– Стой. Пропуск.

Но она ничуть не испугалась, а смерила меня презрительным взглядом.

– Ты кто такой? – спросила она. – Сын полка?

Вид у меня правда не слишком взрослый, а все потому, что до сих пор не бреюсь. Да еще проклятые ресницы, которых больше, чем нужно парню; они то и придают моему лицу девичье выражение. А вообще то внешность у меня обычная; я, как и все в нашей семье, блондин с карими глазами.

– Я комендант особого района, – говорю. – И ты, красавица, тут не ходи, а то отвезу в Лефортово.

– Не валяй дурака, – она отвечает. – А почему так тихо? И где народ то весь? Время же еще детское.

– Ты, наверное, последние три дня была под наркозом. Не знаешь, что ли, что в Москве комендантский час?

– Ой! – всплеснула она руками. – Я и забыла. Вот досада. Что же теперь делать?

– Возвращайся домой.

– Я живу на другом конце города. А ты мне такси не поможешь поймать?

Я присвистнул.

– Какое такси? БТР не хочешь? Ты вообще откуда здесь взялась такая?

Видно было, что она совсем расстроилась. Задумалась о чем то, упрямо поджав губки.

– Возвращаться не буду, – сказала словно бы себе. – Пойду, пусть задерживают. Не расстреляют ведь, правда?

– Но перышки начистят, – говорю. – Подожди! Ты можешь у меня в палатке подождать до утра. Осталось то всего четыре часа до конца комендантского часа.

Она уставилась на меня, широко раскрыв свои синие глазищи, а лицо ее вспыхнуло.

– И ты думаешь, – с возмущением начала она, – что я проведу ночь наедине с каким то незнакомым проходимцем, черт знает где…

Тут в конце улицы показался патруль, и она тоже увидела его.

Быстрый переход