Алиджан, туча тучей, побрел домой.

Утром к ним забежала Фарида. В последнее время она и правда уклонялась от встреч и разговоров с Алиджаном, — «воспитывала» его мнимым равнодушием. Ей так хотелось, чтобы его, наконец, проняло и он образумился, устроился на работу, сделался бы достойным самого себя. Сегодня, правда, она чувствовала себя немного неловко, — кажется, Алиджан заметил ее в чужой машине и, наверно, бог весть что подумал, хотя никакой вины за ней не было: шофер просто подвез ее.

Фарида крикнула от калитки:

— Тетушка Халниса!

Никто не откликнулся. Она подошла к супе — там лежал Алиджан, нежась под солнцем.

— Алиджан-ака! Сожжетесь. Солнце-то как печет!..

Алиджан открыл глаза, увидел Фариду, — на ней было белое крепдешиновое платье, то самое… Значит, действительно не обознался: в машине сидела она.

Фарида не отставала от него:

— Что, тетушки Халнисы нет дома?.. Тогда приходите к нам пить чай. Ну, вставайте же, а то водой оболью!

Алиджан не пошевелился. Фарида с виноватым видом присела на край супы:

— Почему вы молчите, Алиджан-ака?.. Случилось, что-нибудь?

Алиджан, не меняя позы, буркнул:

— Вам лучше знать.

— Что знать? — ей не хотелось оправдываться перед Алиджаном — он и так должен ей верить! Все же голос у нее прервался. — В чем дело, Алиджан-ака?..

— Спросите у шофера, который вас катает…

Фарида вспыхнула:

— Придаете значение всякой ерунде!

— Это не ерунда. Я давно вижу…

— Что вы видите?

— А то.

Девушку возмущал и грубый тон Алиджана, и то, что он разговаривал с ней, развалясь на супе. Она вскочила:

— Ах, так?!

— Так.

— Ну, хорошо…

— Лучше некуда!

— Я ухожу, Алиджан.

— И правильно делаете. Не быть нам вместе — ни на этом, ни на том свете. — И он процедил сквозь зубы: — Ненавижу двуличность!

— А я — грубость, — отрезала Фарида и, не попрощавшись с Алиджаном, еле сдерживая слезы, кинулась к калитке…

XV

В субботу к жене и пасынку пришел Буриходжа. Халниса-хола сбегала в комнату за курпачой, расстелила ее на супе. Буриходжа важно уселся на курпачу из бекасама. Отдышавшись, спросил:

— Как здоровье, как идут дела? — он оценивающим взглядом окинул урюковое дерево, росшее напротив айвана, деловито заметил: — Так, ничего уже и не осталось…

Халниса-хола сразу поняла, что он хотел этим сказать: сколько же, мол, вы уже продали урюка?

Выдув две пиалы чая, Буриходжа с сочувствием посмотрел на понурого Алиджана:

— Сынок, что голову повесил?

Алиджан только рукой махнул:

— А!..

— Не горюй, все образуется. А я тебе работу подыскал.

— Работу?.. Какую еще работу?

— Хорошая работа. Доходная. — Буриходжа лицемерно закатил глаза. — Бездельники, говорят, неугодны и аллаху. — И поторопил Алиджана: — Вставай, пошли.

— Куда?

— Расскажу по дороге. Жалованье — семьсот рубликов. Ну, что же ты сидишь?

Алиджан вопросительно взглянул на мать, та только вздохнула:

— Сын обязан слушаться отца. Раз тебе говорят: иди — надо идти, а не допытываться, куда да зачем.