— Анна, голубушка, выпейте шампанского!

Днем Анна позвонила Графу на службу, но он успел уйти. Она позвонила ему домой, но трубку никто не поднял. Через некоторое время перезвонила, на случай если он возвратился, но особо на это не рассчитывала. Тогда она отправилась на вечеринку в надежде увидеть его там.

Любовь тут же подсказала ей, что он здесь, едва она вошла в уже переполненную гостиную и увидела его высокую фигуру, спиной к ней у каминной полки. Он разговаривал с Тимом, слегка склонившись над ним.

Джанет Опеншоу протягивала ей бокал шампанского.

— Анна, мы не видели вас вечность. Вы — сущая затворница.

— Почти…

— Вы со всеми здесь знакомы?

— Нет, не со всеми…

— Вот этот милый юноша — мой младший сын Нед. Только что вернулся из Калифорнии, где увлекся буддизмом.

— Да-а?..

— Нед говорит, что хочет освободиться от всех желаний. Но на самом деле ты математик, так ведь, Нед?

— Ну да…

— Познакомься с Анной Кевидж. Раньше она была монахиней. Вы не возражаете, что я выдаю вашу тайну, нет? Оставляю вас вдвоем. Я должна взглянуть, чем угощают.

— Были монахиней? Какой? Англиканской, католической, схимницей?

— Католической. Схимницей.

— Невероятно интересно! Меня страшно привлекает религия. Почему же вы ушли? Потеряли веру? Верите ли вы в личного Бога?

— Нет, не думаю, — ответила Анна, — а вы?

— Нет, я считаю, что это самая антирелигиозная идея, какую только можно вообразить. Религия должна уничтожать личность. Согласны?

— В некотором смысле, но это зависит…

— К какому методу медитации вы прибегаете? Вы по-прежнему медитируете? Послушайте, нельзя ли нам беседовать иногда? Тут никто не интересуется религией, просто поразительно, насколько она их не волнует, а в конце концов, ничего нет важней ее, да? В детстве я не получил настоящего религиозного воспитания, знаете, мой отец еврей, а мать неверующая, они играли в англиканцев и так и не научили меня молиться; что же до школы, я учусь в Сент-Полз, то, знаете…

— Здравствуйте, Анна, привет, Нед…

Это был Джеральд Пейвитт, медведище, и по-медвежьи благоухающий и встрепанный.

— Представляешь, Джеральд, Анна была монахиней! Ничего, если я буду звать вас просто Анна? Ты знал, Джеральд, конечно знал, и ему все известно о квазарах, черных дырах и что миру, времени и пространству настанет конец, и…

— Как твои успехи в математике, Нед?

— Это тебе моя мамочка велела спросить!

Воспользовавшись возможностью, Анна потихоньку покинула их. Ей хотелось подойти к Питеру, стоявшему в другом конце гостиной.

Нед крикнул ей;

— Я позвоню, если можно, продолжим!

У Тима Рида состоялся необходимый разговор с Графом. Конечно, они просто обменивались любезностями, но многое поняли. Поначалу оба испытывали легкое смущение, но оно быстро прошло. Разговор неожиданно оказался ничем не примечательным, но в то же время, разумеется, и не совсем. Тим был удивлен и взволнован, почувствовав прилив обновленной и более сильной симпатии к польскому изгнаннику. Ему и в голову не пришло отнестись к Графу покровительственно, подобное было для него невозможно. Зато он поймал себя на том, что в дополнение к своему счастью испытывает особую, острую и нежную радость. Он уловил в Графе схожее чувство, напрочь лишенное смущающей признательности. Граф был явно и нескрываемо счастлив.