|
Что касается меня, то однажды Саня-Ваня, не вытерпев, подвел меня за руку к зеркалу и спросил, не стыдно ли мне. Гимнастерка моя, с плеча какого-то громадного детины, стираная-перестираная, древнего образца, изящным мешком драпировалась на моей стройной фигуре.
Попытки Сани-Вани ввести заодно форменные юбки успеха не имели. По школе поползли двустишия: Завыли жалобно собаки, Увидев юбку цвета хаки и Во избежание позора Не придушить ли нам майора. Саня-Ваня не терял бодрости и начал активную подготовку к районному смотру строя и песни. Мы забросили даже разбирание и собирание автомата Калашникова и принялись наводить глянец на внешность. Торжествуя, Саня-Ваня приволок белые ремни и пилотки и раздал нам. Последние жалкие остатки партикулярности были задушены белыми ремнями. Я сидела у окна, в пилотке, с двумя косичками, в огромной гимнастерке, и смотрела, как кот крадется по двору. Из-за стены доносилось бумкание рояля и детские голоса. Там шел урок пения. Дети старательно пели: Товарищ мой, со мною вместе пой, Идем со мной дорогою одной, В одном строю плечо-плечо-плечо Шагают те, в ком сердце горячо (бум-бум-бум!) В одно-ом строю-у!.. Мы тоже это пели. Кто пел: «К плечу прижав плечо», а кто – «Плечо прижав к плечу», и от этого получалось «плечо-плечо-плечо». Затем следовало скандирование под мрачные аккорды: Свободу! Народу! Свободу! Народу! И уже сплошной крик: Когда мы! едины! то мы непобе-димы! Эмбегло! унимо! (Это уже они перешли на испанский язык). Хорошо, что на уроках пения стали петь, лениво думаю я. Сцены из прошлого встают перед моим мысленным взором. Мы в пятом классе проходили оперу «Садко». Учительница диктовала нам содержание, мы записывали его в тетрадки, а потом она нас спрашивала, что случилось с Садко на дне морском. Римского-Корсакова за это мы ненавидели и называли Греческим-Корсаковым, а на «Садко» написали идиотскую пародию под названием «Сапфо». Из персонажей этого произведения помню только святую Санту-Заразу и сочиненную мною арию: Санта-ты-Зараза, лучшая святая, Тебе здесь выстроен храм, пуританский храм. Эта ария исполнялась на мелодию танго «Дождь идет». После «Садко» мы проходили оперу «Пер Гюнт», но это название переделывалось нами совсем непечатно. – Сидди, – сказала Хатковская, – нас надо увековечить. Пошли фотографироваться. – С ума сошла. – Ничего не сошла, – обиделась Хатковская. – А ты совсем обленилась. Идем! И вот мы идем. Хатковская безжалостно подталкивает меня и говорит: – Ну вот, теперь ты будешь ковылять на ватных ногах, а я буду тебя толкать и бормотать: «Не бойся, подойди и скажи дяде свою фамилию и адрес!» – Хатковская, нас заберут. – Отставить пораженческие настроения! – картаво говорит бодрячка Хатковская. – Веселей надо смотреть! Мы скажем, что мы из школы милиции… Тогда посмотрим, кто кого заберет. |
