Некоторое время мы идем молча. Вдруг я представляю себе, как придется снимать пальто, и ежусь.

    – Хатковская! Вдруг там какой-нибудь полковник?

    – Мы пригласим его третьим.

    Хатковская делает заказ, и мы исчезаем за занавеской. Надо снимать пальто. У зеркала причесывается какая-то молодая особа. Мы в замешательстве топчемся на месте. Вдруг Хатковская с безумно-решительным видом скидывает пальто и подходит к зеркалу. Я тоже вылезаю из своей шкуры. Мимо проносится фотограф. Я скрещиваю руки наполеоновским жестом над своим белым солдатским поясом. Хатковская шепчет:

    – В случае чего толкнешь ему байку про сумасшедшего военрука.

    Я глухо отвечаю:

    – Я скажу, что у нас в школе такая форма…

    В щели занавески появляются горящие любопытством глаза. Я подхожу к зеркалу и начинается: надвинуть пилотку на левую бровь, на правую бровь, на два пальца, на три пальца… Шепот у занавески: «Ты посмотри, посмотри…»

    Фотограф, не моргнув глазом, усаживает нас перед объективом: подбородочек налево, глазки направо, головку повыше… Затем он вдруг улыбается и преувеличенно-бодро говорит:

    – Служим, девушки?

    Мой хриплый смешок:

    – Нет, учимся.

    Хатковская, деловито:

    – У нас военрук чокнутый.

    На следующий день я, стоя на парте, звенящим голосом выкрикивала в потрясенную толпу:

    Зеленая рубашка,

    Белый передник.

    Эх, Саня-Ваня,

    приве-редник!

    Эй, у кого майорские

    погоны на плечах?

    Трах-тара-рах-тах-тах,

    ох, божий страх!

    Ребята, с ними кончено,

    Эх, красота!

    Майорские погончики,

    Тра-та-та!

    Да как бы не случился

    Боль-шой кон-фуз!

    Кому сегодня снился

    Бубновый туз?

    Свобода, свобода

    Всему народу!

    Вставайте смело,

    Долой военное дело!

    Раз-зойдись, брат-ва,

    Мы сегодня в ла-фе,

    Наплевать на все,

    Айда в ка-фе!

    Загремела перебранка,

    Засвистела песня-пьянка:

    Эх, поганый Санька!

    Эх, поганый Ванька!

    Отчего он стал так кроток?

    То орут двенадцать глоток:

    Наплевать, наплевать,

    Надоело воевать…

    Подходили еще и еще, просили прочесть с начала… О, это был триумф!

    Неделю потом боялась, что триумф доползет до директора. Лавры Дениса Давыдова жгли мой лоб.

    Где ты, Денис Давыдов? Молодой казак с белой прядью на лбу, провожающий глазами оборванных французов, которые медленно идут к границе, утопая в русском снегу… Где та новогодняя ночь, пушка в бальном зале, стук сапог по лестнице, распахивается дверь – молодое улыбающееся лицо под треуголкой, легкое движение плечом – и шуба падает на пол… «Танцы, господа!» Где вся та жизнь – синий снег, кивера, французские марши? Наступила зима, но там, в маленьком домике на окраине, не горят окна, и хлопья не падают на эполеты, и никто не растапливает печку сырыми дровами.