– Да. Там бывает неплохо.

    – В Берлине была черная официантка.

    – Здесь тоже черная.

    – Та была красивее.

    Рядом сел Керк Монро.

    – Два сока манго, – сказал он.

    – Как обычно? – спросил бармен.

    Он кивнул.

    – Хэлло, Керк! – сказал сэр Ламорак. – Это Хелот из Лангедока.

    – Хэлло! – сказал я.

    – Хэлло, Хелот! – сказал Керк.

    Мы выпили.

    – Вы, кажется, журналист? – спросил Керк.

    Терпеть не могу подобных вопросов.

    – Я поэт, – сказал я.

    – Он гениальный поэт, – сказал Ламорак. – Послушай, Керк, он гениальный поэт.

    – Я работаю над романом, – сказал Керк и потянул через соломинку сок манго. Желтый сок, мрачный от красного освещения, сполз по стеклу стакана.

    – Я пишу роман о Робин Гуде, – сказал он.

    – Его никогда не было, – сказал я.

    Он начал шуметь.

    – Как – не было? Робин Гуда? Ты болван!

    – Послушай, Керк, он гениальный поэт! – сказал сэр Ламорак. Он изрядно нализался.

    – Ламорак, иди спать. Ты пьян.

    – Нет, я не пьян, а ты гениальный поэт.

    – Мне было бы интересно прочесть ваш роман, – сказал я, чтобы его утихомирить. – Возможно, я написал бы к нему стихи.

    – Послушай, Керк, Хелот гениальный поэт.

    Мы вышли из бара. Ламорак еще остался и начал буянить.

    – Он всегда такой, когда выпьет, – сказал Керк. – Заедем ко мне?

    Мы заехали к Керку. Он жил недалеко. Под окном чернела клумба. Я сел в кресло. Он сказал:

    – «Кармен» или «Луиджи Боска»?

    – «Боска».

    Он налил мне «Боску». Старик Луиджи с сыновьями был совсем не плох. Я расчувствовался.

    – Где твой роман?

    Ему стало очень приятно.

    – Вот.

    Я прочел. «Боска» был бесподобен.

    – О'кей, – сказал я. – Я напишу стихи.

    * * *

    Вечер. Чай. Телевизор.

    Звонок. В трубке – мужской голос.

    – Вы – Мадлен Челлини?

    – Я. В чем дело?

    Шуршание бумаги. Затем тот же голос, наслаждаясь, читает:

    – «Мадлен, дорогая, я тебя очень люблю. Будь такой же милой и продолжай с Хатковской пить в подворотне».

    Я перестаю понимать происходящее и начинаю злиться.

    – Что вам нужно?

    – Это ваша тетрадка – серая, с дамой на обложке?

    – Моя.

    На меня сыплются упреки:

    – Как вы могли сдать такую вещь в макулатуру? Как у вас рука только поднялась! Такие тетради хранят – хранят или сжигают, неужели вы не понимаете этого?

    – Вы нашли ее! – кричу я в восторге.