Кеймир высунулся до подбородка, задышал порывисто: «Вон чего придумал вшивый перс! Захотел чужими руками рай захватить для себя! Корабль сядет на мель, без якоря разобьется— туркмены будут виноваты, а персы от смеха рты себе порвут, когда русские жечь нас придут! Тогда и наджары поднимутся, помогут русским! — Батрака охватила внезапная злоба. — Нет собака, Мир-Садык, — ты меня не обманешь... Не удастся тебе столкнуть Кията с русскими...»

Кеймир взял нож в руку, выплюнул соленую слюну, скопившуюся во рту от прикосновения языка и губ к лезвию, посмотрел вверх. На борту корвета царила гнетущая тишина... Время от времени, когда часовой подходил к борту корабля, слышалось шарканье сапог. Затем донесся голос: «Будь внимательней... Они, ядри их корень, только и норовят пакость сделать...» Кеймир из сказанного ничего не понял, но на всякий случай спрятал голову в воду. И вновь вынырнул... Ощупал крупными узловатыми пальцами веревку и окончательно понял — не поднимется рука на такое...

Кеймир разжал пальцы,— нож исчез в морской пучине. И уже не раздумывая, батрак окунулся с головой, оттолкнулся от кормы ногами и стремительно поплыл под водой в сторону берега.

Он легко осилил сто саженей. Дальше — почувствовал, как неприятно холодеет его тело и цепенеют пальцы ног. Кеймир плыл и все искал взглядом кулазы. Наконец увидел один, поднырнул и взобрался в лодчонку. Он взял шест и быстро стал грести, не теряя надежды догнать Черного Джейрана.

Кеймир спешил до тех пор, пока кулаз ткнулся носом в песок. Быстро выскочив, в одних нижних штанах, он двинулся по берегу к устью Гургена. Ага! Вот и кулаз Черного Джейрана. Сунулся в него — ни одежды, ни пояса с деньгами, ни свертка с украшениями... «Заяц поганый!»— выругался про себя Кеймир, пока еще не думая ни о чем другом, худшем. Он постоял и быстро побежал к своему киржиму.

Двое друзей его спали. Оставшийся за сторожа Курбан, дремал. Он увидел и сразу узнал Кеймира, но не мог понять, почему батрак без одежды. А Кеймиру рассказывать некогда. Набросил на себя чей-то халат и бегом к рабату. Сунулся — дверь на запоре. Посмотрел в щелку, люди, видать, спят, дыхание слышно. Постучал. Открыл хозяин, залопотал испуганно; чего батраку надо. Челекенец стал расспрашивать о Черном Джейране — не был ли. О Мир-Садыке спросил, и о Назар-Мергене. Чайчи ответил: «Тут такое было — не дай бог!» Кеймир от злобы зубами заскрипел, понял — присвоил Черный Джейран и деньги, и драгоценности, и с одеждой ветхой не расстался. А чайчи знает, что дальше делать, сказал батраку, как разыскать Мергена. Тот кинулся к Серебряному Бугру.

Бежит, дышит тяжело. Одними ноздрями дышит,— губы его плотно сжаты, а желваки на челюстях так и ходят. Не приведи аллах, если попадется сейчас под руку Черный Джейран — удавит его Кеймир, как трехдневного ягненка. Бежит разъяренный инер (Инер — порода верблюда, отличающегося строптивостью), не попадайся никто под ноги: собьет и затопчет.

Время уже далеко за полночь — весь Кумыш-Тепе на покое. Даже собаки и те прикорнули, и вдруг грозный голос Кеймира:

— Эй, Назар-Мерген! А ну выходи сюда! Рано спать лег ты, шакал кровожадный! Выходи, говорю!

А вот и люди, кто с чем, а больше с ножами да с саблями — на Кеймира наступают. Того и смотри проткнут насквозь челекенца, а у него и отмахнуться нечем. Кто-то узнал его, кричит, чтобы не трогали, разобраться надо, что к чему. Кеймир кричит, объясняет, что его обманул Назар-Мерген, к нему Кеймир и пришел. Откуда ни возьмись— зять Кията появился. Кеймир-батрак знаком с ним, обращается к нему, правды, заступничества ищет. А тот сам не свой:

— Слушай, эй ты, верзила безмозглый!— внушительно говорит Аман-Назар. — Если тебе нужен Назар-Мерген, то зачем же ты среди ночи в мою кибитку лезешь?

— Как так, в твою?

— А так, верзила ты этакий! Всех гостей моих перебудил! Самого Кията потревожил! Ну погоди, это тебе так не пройдет!

У Серебряного Бугра казаки зашевелились, заговорили.