Застывший в одном положении чародей мог лишь смотреть перед собой. А я медленно пошел к нему, преодолевая оставшиеся между нами метры.

Если они додумались накладывать зачарование на собственные тела, рано или поздно дойдут и до идеи делать это с костями. Фактически повторив мой собственный опыт. Что говорить, операция, которой я подверг собственный организм, требовательна, но… Немного поупражнявшись, германские чародеи смогут ее повторить. Тем более я уверен, что от добровольцев у них отбоя не будет. Уж слишком соблазнительна возможность получить сразу несколько заклинаний, которые не требуют от тебя ровным счетом никаких усилий и сработают в любой момент по одному желанию.

Впрочем, даже сейчас, используя татуировки, такие чародеи могут доставить проблем. А то ведь, если правильно модифицировать печати, можно их приживить и простецам. И вот тогда это станет настоящей проблемой. Стоило только представить, как тысячи солдат осыпают окопы магическими ударами, я нахмурился.

— Раз ты не хочешь представиться, я возьму капли твоей крови и наложу на них проклятье, заставляющее плоть сползать с костей, — предупредил я и увидел в его взгляде столько лютой ненависти, что если бы она могла обратиться в пламя, меня бы даже защита не спасла. — Как ты понимаешь, весь твой род умрет в страшных мучениях. Каждый, в ком есть хоть капля общей с тобой крови. Впрочем, знаешь что? Я все равно так поступлю.

И, достав платок, я жестом заставил висящие на кончиках пальцев капли переместиться на ткань. А затем, поняв, что больше ничего мне противник уже не покажет, телекинезом свернул ему шею.

Жизненная эссенция хлынула ко мне мощным потоком, восполняя потраченные силы. Но я не обратил на это особого внимания, куда больше меня занимал тот факт, что немцы оказались гораздо подкованней в чародействе, чем я думал. Мое высокомерие негативно сказалось на моем прогнозе.

Что можно сделать, чтобы исправить эту проблему? Ну, для начала исполнить угрозу, разумеется. Однако убивать всех подряд, тем более таким жестоким образом, я не собирался. А вот поисковые чары использовать — совсем другое дело. До убийства детей и женщин я опускаться не хочу.

Вернувшись на дорогу, я щелкнул ногтем по наушнику.

— Есть кто? — негромко спросил я.

— Мы почти на месте, Иван Владимирович, — отозвалась Снежана Александровна. — Еще пять минут.

— Хорошо, жду, — произнес я, прежде чем прервать связь.

Еще раз взглянув на тело немца, я приманил его телекинезом. Уложив труп рядом с собой, я направил на него печать, и едва магия смерти активировалась, пронизав останки незримой для других силовой нитью, задал вопрос:

— Кто ты?

— Карл фон Гаммерштейн, — ответил мертвец.

И ведь даже не Аусдорф, у которого бы действительно имелся повод сражаться со мной насмерть. Вроде бы владетели, получившие в свои руки Западную Польшу, не собирались воевать с нами. Так что он тут делает? Решил поиграть в героя и показательно казнить нарушителя, против которого побоялся выйти аристократический род, максимально приближенный к кайзеру?

Впрочем, были вопросы поважнее.

— Кто сделал зачарование твоих ногтей, Карл? — уточнил я.

— Мой отец, Герхард фон Гаммерштейн.

— Это родовое знание?

— Да, — подтвердил мою догадку труп.

Что ж, это хоть как-то примиряет меня с действительностью. Очень не хотелось бы узнать, что такая процедура, как зачарование тела, поставлена в Германии на поток. Потому как нам пришлось бы кардинально менять планы.

— Кто еще знает о вашей родовой технике? — спросил я. — Кто еще умеет так делать?

— Многие благородные семьи, — последовал достаточно расплывчатый ответ. — Но никто не умеет зачаровывать свои ногти. Наша семья держит способ в секрете больше двухсот лет.