|
Тогда он становится.., чем-то вроде потухшего, заросшего и возделанного вулкана. Если это вообще был вулкан. Он некоторое время размышлял, забыв о ней, потом, вдруг спохватившись, очнулся. - Что в ней такого? - спросила она с тем сознательным стремлением внести во все ясность, которое так не нравилось в ней Мелвилу. - Что она может предложить, чего я... Этот прямой призыв заняться щекотливыми сопоставлениями заставил Мелвила поморщиться. Но тут ему на помощь пришли все кошачьи свойства его натуры - он принялся пятиться, ходить вокруг да около и всячески уклоняться от сути дела. - Ну что вы, дорогая мисс Глендауэр! - начал он и попытался сделать вид, что это вполне удовлетворительный ответ. - В чем разница? - настаивала она. - Существуют вещи неосязаемые, - уклончиво отвечал Мелвил. - Они не подчиняются рассудку и не поддаются точному определению. - Но вы все же как-то к ней относитесь? - не унималась она. - У вас должно было сложиться какое-то впечатление. Почему вы не... Разве вы не понимаете, мистер Мелвил, это очень... - голос ее на мгновение осекся, - очень важно для меня. Это просто бессердечно с вашей стороны, если свое впечатление вы... Простите меня, мистер Мелвил, если я добиваюсь от вас слишком многого. Я.., я хочу знать. На мгновение Мелвилу пришло в голову, что в этой девушке, пожалуй, есть что-то такое, что немного выходит за пределы его прежнего представления о ней. - Должен признаться, что у меня сложилось некоторое впечатление, - ответил он. - Вы мужчина, вы знаете его, вы много чего знаете, вы можете смотреть на вещи с разных точек зрения. Если бы вы только позволили себе.., позволили себе быть откровенным... - Ну, хорошо, - сказал Мелвил и умолк. Она жадно вслушивалась. Наступило напряженное молчание. - Различие есть, - признал он и, не дождавшись поддержки, продолжал: - Как бы это выразить? Я думаю, в некотором смысле это различие облегчает ей дело. Он наделен.., я знаю, это звучит пошло, но ведь он не ссылается на это в свою защиту - он наделен определенным темпераментом, в силу которого его иногда, может быть, влечет к ней сильнее, чем к вам. - Да, я знаю, но почему? - Ну, понимаете... - Говорите. - Вы строги. Вы сдержанны. Для такого человека, как Чаттерис, жизнь.., жизнь - это суровая школа. В нем есть что-то такое - что-то, пожалуй, завидное, чего нет в большинстве из нас, - но мне кажется, что из-за этого временами жизнь дается ему труднее, чем нам, остальным. Жизнь для него - это самоограничение, это следование определенным правилам. Он прекрасно сознает свой долг. А вы... Не придавайте слишком большого значения моим словам, мисс Глендауэр, я могу ошибаться. - Продолжайте, - сказала она. - Продолжайте. - Вы слишком напоминаете.., генерального представителя этого долга. - Ну, конечно! А что же еще... - Я говорил с ним в Лондоне, и тогда я думал, что он во всем не прав. Но с тех пор мне много чего приходило в голову - в том числе даже и то, что, возможно, не правы вы. В некоторых мелочах. - Да не старайтесь вы после всего этого щадить мое самолюбие! - воскликнула она. - Говорите! - Видите ли, для вас все четко и определенно. |
