|
Отделенный от прочих неизвестно по какой причине, он был помещен близ выхода на палубу. Проходя мимо него, атаман поскользнулся, споткнулся и упал на пол ругаясь и заклинаясь. Поднявшись на ноги, он увидел свои руки, запачканные кровью, и Атар-Гюля, лежащего почти без дыхания. Он подошел к нему, и рассмотрев хорошенько, увидел, что несчастный прокусил себе жилы на руках зубами, чтобы изойти кровью и умереть. -- А, собака, проклятая! -- воскликнул атаман. -- Ты хочешь лишить меня двух тысяч франков! Нет брат, постой! Я не дам тебе умереть! -- Эй, Картаут, скорей сюда! Прислужник, поспешно прибежал. -- Ступай на верх в каюту и мигом принеси мне оттуда два носовых платка, корпии и кусок жеваного табаку... -- ибо нечего делать, пришлось самому быть лекарем. Когда Картаут принес все требуемое, то Брюлар проворно перевязал искусанные руки Атар-Гюля и остановил кровотечение. -- Теперь, -- сказал атаман двум из своих разбойников, -- свяжите руки этому черномазому черту, да отнесите его на верх на палубу... ему надобно проветриться. Разбойники унесли Атар-Гюля почти бездыханного: оживленный свежим ветерком, он открыл глаза. Это был как известно человек высокого и крепкого телосложения, не уступавший ни в чем Брюлару. По знаку атамана все разбойники удалились, и оставили его одного со своим пленником. Атар-Гюль также пристально смотрел на него. Эти два человека должны были непременно полюбить или возненавидеть друг друга с первого взгляда. Они возненавидели. Это ощущение было мгновенное, но выразилось различным образом у каждого из них. Глаза Брюлара засверкали, губы побледнели. Напротив того, Атар-Гюль остался спокойным и равнодушным, и даже кроткая улыбка появилась на его устах. Взоры его сперва неподвижные и проницательные, устремленные на атамана, вдруг сделались умоляющими и боязливыми, и негр, с выражением глубокой покорности, протянул свои руки Брюлару. Однако ненависть Атар-Гюля была неизъяснима. Но хитрая смышленость дикого человека показывала ему, что для удовлетворения этой ненависти нужно было притворяться и идти мрачными и далекими извилинами. И лицемерие, столь же искусное в диком как и в образованном состоянии человечества, очень помогло ему в этом случае. -- Это трус! Он боится меня, он просил о пощаде, -- сказал Брюлар, -- а я полагал его лучше, впрочем и то правда, что это дикий скот и не способен чувствовать ни гнева, ни ненависти. Это ложное предположение погубило Брюлара, с этого времени Атар-Гюль стал гораздо выше его. Атаман, не почитая его достойным своей злобы, обернулся к нему спиной и отошел прочь. В это время он вспомнил, что негры его со вчерашнего дня еще ничего не ели, а потому позвал одного из разбойников, умевшего говорить по- намакски, и велел накормить их. Через час после этого негры получили по порции воды, трески и сухарей и приходили кучками от двенадцати до пятнадцати человек дышать свежим воздухом на палубу корабля. |
