Не знаю, сколько
времени она пробыла в этом дыму.
-- Ступайте наверх -- решительно приказал я.
-- Но, Хэмфри... -- возразила было она каким-то чужим, сиплым голосом.
-- Нет, уж, пожалуйста, прошу вас! -- резко крикнул я.
Она послушно отошла от койки, но тут я испугался: а вдруг она не найдет
выхода. Я бросился за ней -- у трапа ее не было. Может быть, она уже
поднялась? Я стоял в нерешительности и внезапно услышал ее слабый возглас:
-- О Хэмфри, я заблудилась! Я нашел Мод у задней переборки, по которой
она беспомощно шарила руками, и вытащил ее наверх. Чистый воздух показался
мне нектаром. Мод была в полуобморочном состоянии, но я оставил ее на
палубе, а сам опять кинулся вниз.
Источник дыма надо было искать возле Волка Ларсена -- в этом я был
убежден и потому направился прямо к его койке. Когда я снова стал ощупывать
одеяло, что-то горячее упало сверху мне на руку и обожгло ее. Я быстро
отдернул руку, и мне все стало ясно. Сквозь щель в досках верхней койки Волк
Ларсен поджег лежавший на ней тюфяк, -- для этого он еще достаточно владел
левой рукой. Подожженная снизу и лишенная доступа воздуха, волглая солома
матраца медленно тлела.
Я стал стаскивать матрац с койки, и он распался у меня в руках на
куски. Солома вспыхнула ярким пламенем. Я затушил остатки соломы, тлевшие на
койке, и бросился на палубу глотнуть свежего воздуха.
Притащив несколько ведер воды, я загасил тюфяк, горевший на полу
кубрика. Минут через десять дым почти рассеялся, и я позволил Мод сойти
вниз. Волк Ларсен лежал без сознания, но свежий воздух быстро привел его в
чувство. Мы все еще хлопотали возле него, как вдруг он знаком попросил дать
ему карандаш и бумагу.
"Прошу не мешать мне, -- написал он. -- Я улыбаюсь".
"Как видите, я все еще кусок закваски!" -- приписал он немного погодя.
-- Могу только радоваться, что кусок этот не слишком велик, -- сказал я
вслух.
"Благодарю, -- написал он. -- Но вы подумали о том, что, прежде чем
исчезнуть совсем, он должен еще значительно уменьшиться?"
"А я еще здесь, Хэмп, -- написал он в заключение. -- И мысли у меня
работают так ясно, как никогда. Ничто не отвлекает их. Полная
сосредоточенность. Я весь здесь, даже мало сказать -- здесь..."
Слова эти показались мне вестью из могильного мрака, ибо тело этого
человека стало его усыпальницей. И где-то в этом страшном склепе все еще
трепетал и жил его дух. И так предстояло ему жить и трепетать, пока не
оборвется последняя нить, связывающая его с внешним миром. А там, кто знает,
как долго суждено ему было еще жить и трепетать?
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Кажется, левая сторона тоже отнимается, -- написал Волк Ларсен на
другое утро после своей попытки поджечь корабль. -- Онемение усиливается. |