1. СЛОВНО ВОЛНЫ ЦУНАМИ

Французская Полинезия.

Юго-восточная часть архипелага Туамоту — запретная зона. Зона, опасная для судоходства, имеет радиус 120 морских миль с центром на Моруроа; эта зона продлевается на восток еще на 80 миль (сплошная линия). Зона, опасная для самолетов, имеет радиус 200 морских миль с центром на Моруроа; она продлевается на восток еще на 500 миль (пунктирная линия). Почти все острова в этих зонах обитаемы.

Из всех стихийных бедствий самое страшное для нас, жителей Океании, то, которое японцы называют вошедшим и в другие языки словом «цунами». Это морские волны сейсмического происхождения, вызванные подводными землетрясениями или вулканическими извержениями на дне моря, нередко где-нибудь в другой части Тихого океана. Волны многометровой высоты перемещаются со скоростью самолета, сохраняя и за тысячи миль от мест возникновения такую силу, что захлестывают все острова на своем пути. В отличие от урагана, которому предшествуют низкое давление, штиль, а затем шквалы, цунами ничем не обнаруживает себя заранее. Мужчины и женщины, поглощенные повседневными делами, дряхлые старики и старухи, углубившиеся в беседу в тени панданусов, ребятишки, резвящиеся в естественном бассейне лагуны, — все они вдруг исчезают в неодолимом и всесокрушающем водяном каскаде.

Стремительная и всеобъемлющая военная оккупация, которой подверглась в последнем десятилетии Французская Полинезия в результате единоличного решения генерала де Голля направить 10 тысяч технических специалистов, солдат и легионеров, а также половину военно-морских сил Франции для проведения ядерных взрывов на наших мирных солнечных островах, создала человеческую трагедию, вполне сравнимую с опустошениями, которые вызывает цунами. К тому же эта оккупация произошла в тот момент, когда островитяне только начали приходить в себя после не менее жестокого удара, обрушившегося на их культуру в конце XVIII и начале XIX века в результате первых волн европейского нашествия.

Полинезийские народы были способны противостоять иноземному вторжению в меньшей степени, чем какой-либо иной народ. Полная беззащитность этих людей обусловливалась даже не столько тем, что европейским мушкетам и пушкам они могли противопоставить лишь пращу да деревянное копье, сколько присущим им простосердечием и дружелюбием. Обитающие дальше на запад меланезийские народы были не лучше вооружены, но, как правило, держались так враждебно и неприязненно, что капитаны европейских судов предпочитали не связываться с ними. А у полинезийцев исстари были в чести такие качества, как щедрость и радушие. Особенно прочна была эта традиция на Таити, в чем с великой радостью убедился открывший его в 1767 году англичанин Уоллис. А потому все последующие английские, французские и испанские мореплаватели бросали якорь у Таити и всякий раз находили на нем изобилие всего, в чем так остро нуждались после многомесячного плавания: питьевой воды, свиней, овощей — и женщин. Особенно высоко ценили они пренебрежение таитянок одеждой и нормами европейской морали, и вскоре Таити приобрел славу настоящего земного рая. Еще одна веская причина, почему капитаны дальнего плавания предпочитали этот восхитительный край, — наличие хороших гаваней, чем редко могли похвастать другие острова в обширной океанской области, известной в наши дни под названием Французской Полинезии.

После последнего визита капитана Кука на Таити в 1777 году и до середины XIX века сюда заходили преимущественно американские и английские китобои. Обычно эти суда не один год плавали в Тихом океане, чтобы набрать полный груз китового жира. И было просто необходимо время от времени пускать измотанную нелегкой работой, уставшую от моря и ослабленную цингой команду на «подножный корм».