— Т-с-с! — Вполголоса подала реплику моя половина. — Не шумите — народ здесь рано ложится спать.

Татьяна достала из кармана куртки кошелек, открыла, извлекла ключ. В тот самый момент, когда она собиралась вставить его в прорезь «французского» замка, раздался щелчок; в следующую секунду кто-то изнутри открыл входную дверь.

В проеме, удивленный, верно, не меньше нашего, застыл некто, кого я, со свойственной писателю фантазией, в долю секунды мысленно охарактеризовал как «ужас в ночи».

Татьяна отступила чуть в сторону; сделав шаг вперед, я оказался между ней и этим существом. Прошло несколько секунд, прежде чем я понял, что передо мной не демон, не исчадие ада, а всего лишь парень с другим цветом кожи. С виду ему лет двадцать или немногим больше; на нем темная кожанка, мешковатые брюки спадают складками на кроссовки, на голове повернутая козырьком назад бейсболка. Выше среднего роста, довольно крепкого телосложения. Внешне смахивает на рэпера или на члена уличной банды (зачастую это суть одно и то же). На черном, как смоль лице выделяются белки широко распахнутых глаз; этот тип, напоминающий настороженного зверя, неотрывно смотрит на меня.

Парень, похоже, не ожидал увидеть здесь нашу компанию; но он, надо сказать, быстро пришел в себя.

— Hi! — произнес он, скаля зубы. — Let me go, brother?!

Я молча посторонился, одновременно придерживая жену за руку.

— Fuck! — процедил темнокожий субъект. — It's a fucking madhouse!..

— Эй, полегче! — процедил я. — Следи за базаром.

Парень прошел разболтанной походкой мимо нас; но направился не в сторону улицы, а двинулся вдоль узкого палисадника. Подойдя ко второму — от дверей — окну, он, стукнув костяшками пальцев в оконную раму, выкрикнул:

— This is my room, dude!..

Кто-то изнутри открыл форточку. Мгновение спустя с той стороны донесся сердитый возглас:

— Wracaj do Afryki, małpa!

— Ou, ou! — возмущенно крикнул цветной парень. — You freaking racists chocks!!

— Idź stąd, czarny kutas!.. — донеслось из дома.

Татьяна дернула рукой, пытаясь высвободиться.

— Отпусти! — сказала она. — Мне больно.

— Извини… — Я высвободил ее руку. — Прости… как-то неожиданно все случилось.

— Вот так и живем, — сказала она. — Ну, чего застыли? Проходите в дом.

Татьяна пропустила нас с вещами внутрь, затем заперла дверь на замок.

— Осторожно, — сказала она. — Смотрите под ноги.

На полу в небольшом и довольно узком вестибюле лежит затертая до дыр ковровая дорожка неопределенного цвета. Вдоль стены, в ряд почти до самой лестницы, выложена обувь. Здесь с полдюжины пар резиновых сапог, относительно чистых и со следами засохшей грязи, а еще женские боты, зимние кроссовки, а еще огромные заскорузлые ботинки, которые наверняка пришлись бы по размеру самому Гулливеру…

Довольно сложный аромат из разных запахов: пахнет сырой одеждой, кислой капустой, мясом, жаренным на углях, табаком, какими-то парфюмерными запахами… Из трех лампочек в потолочном плафоне вкручена лишь одна. Справа от нас коридор, в него выходят двери двух комнат. Сам этот проход, как я предположил, ведет в гостиную, и далее в помещение кухни, если таковая здесь вообще имеется. Словесная перепалка прекратилась; похоже, темнокожий парень, не найдя понимания у того или тех, кого он назвал dude, удалился восвояси.

— Нам на второй этаж, — вполголоса сказала Татьяна.

Я поднялся вслед за женой по узкой, освещенной тусклым светильником лестнице.