Не знаю.
- Но ты же бываешь с ним откровенен?
- Откровенен - не то слово. И потом, я бываю с ним открыт только мыслями, а это он допускает… инакомыслие он допускает… Думать можешь, что хочешь, это твое личное дело, а вот поступки твои должны быть лишь на благо Императора. Диалектик Ив…
- А почему ты разоткровенничался со мной?
- А почему вы считаете, что я с вами откровенен? Петер усмехнулся, но промолчал.
- Впрочем, да, - сказал Шанур. - На один расстрел, как минимум, я уже наболтал. Тайник - это… да… Но опять же: а может быть, никакого тайника нет, а я проверяю вас по поручению господина Мархеля? Проходит этот вариант?
- Проходит, - сказал Петер.
- Вот видите. Мы примерно в одинаковом положении - в одинаковом и одинаково безвыходном. Нет никаких гарантий, что ты разговариваешь не с агентом контрразведки. Нельзя доверять даже интуиции, нельзя доверять своим впечатлениям - они ведь выманивают на себя твои симпатии. Но снимать под бомбами ни один контрразведчик не стал бы - у них другая профессия. А вы снимали. Да еще то, что заведомо не войдет в фильм. И я понял, что могу вам доверять. Правда ведь, могу?
Петер опять промолчал.
- Могу, - сказал Шанур. - Только не бойтесь, я не намерен втягивать вас в свои дела («Уже втянул», - подумал Петер), я просто хочу познакомить вас с народом…
Знакомство с народом затянулось чуть не до утра. Сначала была скованность, не снимавшаяся даже шнапсом, - впрочем, шнапса было мало, только понюхать, - но потом заговорили о работе, Петер - о своей, саперы - о своей, как они с Юнгманом строили мосты и рвали мосты, и что это за человек был - Юнгман, хороший человек и инженер прекрасный, божьей милостью инженер, да вот напоследок, видать, взялся за безнадежное это дело, где это видано: одним мостом войну выиграть? Теперь вот Ивенс вместо него - нет, с этим каши не сваришь, ни одного слова у него своего, все заемные, да и ни черта он в нашем деле не понимает, пыжится только. Достраивать - надо достраивать, конечно, столько сил в это дело вломили; нет, надо до конца доводить, только переделать бы кое-что маленечко, потому как не выдержит скала, простым глазом видно, что не выдержит; а надо лебедки перенести метров на двести - триста от края, да рассредоточить по площади, да не в линию ставить, тут Юнгман маху дал, - и тогда хоть сейчас на этот чертов мост танки выводи - выдержит! Лишь бы ванты не полопались, а прочее выдержит. А ванты - что ванты? Добавить, сколько надо. И все. А попробуй скажи. Копитхеер говорил - а где он сейчас? Ага! Генерал же ни черта в нашем деле не понимает, да и откуда ему что понимать - пехота! А этот… черный?.. Это же ужас ходячий, и откуда только такие берутся? Генерала, говорят, в горсти держит, пикнуть не дает - правда это? Ну, вот… Руководит тут всем, а мосты до того, наверное, на картинках только и видел. Ни черта хорошего из этого не получится, помяните мое слово. Завалится сволочной этот мост, и мы в виноватых-то и окажемся. И в дураках, и в виноватых - во радость-то! Так что, майор, слушай нас да на ус мотай, чтобы потом нас от дерьма хоть посмертно отмыть. Христиан хорошее дело замыслил - рисковый парень, а все равно молодец. Конечно. А за что их любить, этих рисковых? Рискуют обыкновенно те, кому думать нечем или когда за душой ни черта не осталось. Не-е! Христиан - парень душевный, и наше ему понимание, он с открытыми глазами на риск идет. Понимание, помощь и уважение. А верно говорят, что теперь нас артисты изображать будут? Ну и плевать. Пусть там хоть раздрыгаются - а наше дело строить, верно, братва? Нет, ясно, что обидно. Я только к чему? Пусть они там хоть черта голого снимают, а правда-то - вот она, под камушком! И рано или поздно она из-под камушка-то выскребется… Да, что поздно, то поздно - да и так нынче-то правда не в чести, так уж пусть ее полежит. |