-  Понятно, - сказала Брунгильда.

    И тут в дверь заколотили кулаками и прикладами.

    -  Откройте! - глухо доносилось из-за двери. - Откройте, гады!

    -  Сидеть, - сказал Петер. - Им уже не поможешь…

    Все и так понимали это, но там, за дверью, были свои, которые… нет, нельзя. Поздно.

    -  Открывайте, гады! - кричали там, снаружи. - Сволочи! Заперлись, суки! Открывайте!

    Поздно. Поздно. Те, за дверью, уже вдохнули яд, и теперь он разрывает им легкие. Сейчас они замолчат…

    Они не замолчали. Они дали очередь в дверь, и пули тупо рванули воздух. В нос ударило горячим запахом жженого пороха, и Армант в два прыжка оказался у двери и трижды выстрелил в ответ. Слышно было, как упало тело. «Ложись!» - крикнул Камерон, он ждал гранатного взрыва, и Петер тоже ждал взрыва, но Армант, видимо, не понимал этого, тогда Петер рванул его от двери и прижал к полу. Так они и лежали, Армант слабо шевелился, потом Камерон сказал: «Пронесло». Петер поднялся. Камерон уже, торопясь, впихивал в отверстия от пуль черную вату и спички. «Помогай», - сказал он, и Петер стал разминать хлебный мякиш и замазывать им дыры поверх спичек…

    Он стоял лицом к двери и не видел, как Брунгильда шла к Ар-манту, а он пятился от нее, как она приблизилась вплотную и влепила ему тяжелую пощечину, - тут только Петер оглянулся, Армант уперся в стол и ерзал вправо-влево, пытаясь нащупать путь отступления, руками он закрывался, но Брунгильда, почти невидимая, отвешивала ему то с правой, то с левой руки, шепча при каждом ударе: «Мерзавец… подонок… крыса… мразь… ублюдок…» - и Армант не выдержал и завопил: «Уберите эту бабу!» - «Ах, уберите!» - восхитилась Брунгильда и вмазала ему еще. Камерон вовремя оказался рядом с ними, он перехватил руку Арманта, вывернул - шутя - ее за спину и отобрал пистолет, рукояткой пистолета он тихонько долбанул Арманта по затылку - не так, чтобы отбить память, а просто чтобы напомнить о такой возможности, - и Армант обмяк и, обмякший, униженный, потек на свою койку и пролился на нее - и вдруг зарыдал.

    Брунгильда, тяжело дыша, опустилась на кровать Петера. Петер сел рядом, потрепал ее по плечу.

    -  Ничего, - сказал он. - Как-нибудь… Ты только воздержись от резких движений, хорошо? Надо воздух экономить…

    -  А с тобой опасно связываться, - сказал Камерон. - Как… как… - Он не договорил и вдруг заржал, и Петер подумал, что, пожалуй, впервые слышит, как смеется Камерон, причем совсем не ясно, по какому поводу.

    И тут подал голос сапер.

    -  Твою мать, - громко и отчетливо, будто и не пролежал полночи без сознания, сказал он. - Есть тут кто живой?

    Кап… кап… кап… кап…

    Клепсидра…

    Если лежать не шевелясь, кажется, что и не лежишь вовсе и что тебя просто нет - и головная боль не твоя, ты лишь знаешь о гом, что она есть… молоточки или капли? Кап… кап… тук. Тук. Тук. Тупо и беззлобно, не имея представления о том, как это больно… в виски… и в глаза - сзади. Больно до невозможности терпеть - но ты даже не тратишь силы на то, чтобы терпеть, ты просто знаешь, что боль есть и что она твоя, но это далеко в стороне, и потому никому не интересно… Волки, что ли, воют?

    Откуда капает? Сил нет, как хочется пить… Что? Ничего.