- Привет, Генок, - сказал Телескопов. - Тебя с туманом, а меня с халтуркой.

     Он сидел на своей койке и плотничал, плотничал тихо и сокровенно, как в детстве.

     - Доктору клетку сочиняю, - объяснил он. - Всю дорогу доктор не отвечал взаимопониманием, а сейчас клеточку заказал. Удача: кенара он ночью поймал, доктор наш золотой.

     - Как так - кенара? - поразился Гена.

     - Ну, может, не кенара, так попку, а может, еще какого черта, - сказал, посвистывая, Телескопов.

     - Но ведь кенар или попугай - это береговые птицы!

     - Да, видать, к Эмпиреям замечательным подгребаем.

     Геннадий вышел на палубу. Видимость была не больше полукабельтова. «Алеша Попович» двигался самым малым, каждые две минуты сигналя туманным горном. Трое парней готовили к спуску за борт двухсотлитровый батометр. Геннадий поднялся на ходовой мостик и здесь, возле двери радиорубки, встретил судового кота Пушу Шуткина. Кот сидел на задних лапах, недобрыми желтыми глазами смотрел на мальчика.

     Кот этот записался в судовую роль «Алеши Поповича» в итальянском порту Бари, но никто бы не смог поручиться, что он был родом именно оттуда.

     Вот уже четыре года Пуша Шуткин плавал на «Алеше Поповиче», сходил на берег в каждом порту, устраивал там свои дела, но неизменно возвращался, завидев на мачте флаг «Синий Петр» - сигнал «Всем на борт!».

     Шуткин пользовался у экипажа и ученых заслуженным авторитетом. Это был солидный боевой, покрытый шрамами кот, исполненный достоинства и благосклонности к двуногим друзьям. И только лишь к Геннадию Шуткин отнесся с каким-то пренебрежением: высокомерно выгибал спину, трубой поднимал хвост, презрительно фыркал, старался по мере сил досадить юному моряку. Вспомним хотя бы историю с борщом.

     Нельзя сказать, что Геннадия это не задевало. «Уж не видит ли он во мне соперника», - иногда думал мальчик, и от этой мысли ему становилось не по себе.

     Сейчас, встретив кота, Геннадий решил раз и навсегда выяснить с ним отношения.

     - Простите, Шуткин, но мне кажется, что вы относитесь ко мне с каким-то предубеждением, - сказал он. - Почему? Разве не получали вы от меня колбасу, селедку, конфеты? Разве не отдал я вам чуть ли не половину праздничного блюда бешбармак, которым нас побаловал старший кок Есеналиев?

     Кот выгнул спину, поднял хвост трубой и пошел прочь, но вдруг, словно передумав, повернулся к Геннадию, встал на задние лапы и с горечью запел:

     В любом порту живет нахал, Которому за дело Маэстро Шуткин раздирал Полморды и полтела. В Бордо бесхвостый обормот Оклеветал нас жутко, Сказав, что благородный кот Всего лишь раб желудка Но моряки - прямой народ В душе моей открытой Они считают. Шуткин-кот Не любит паразитов. Не так важна коту еда, Пусть даже голод гложет, Мужская дружба мне всегда Значительно дороже А вы, Геннадий-новичок, Поверив гнусным слухам, Не удосужились разок Пощекотать за ухом.

     Я презираю бешбармак И жирную селедку, Зато ценю как дружбы знак Заушную щекотку...

     - Так вот, в чем дело! - воскликнул Геннадий, - Приношу вам свои глубочайшие извинения! Разрешите мне немедленно протянуть вам руку дружбы!

     Кот, не скрывая удовольствия, выгнул шею, и Геннадий в течение пяти минут щекотал его за ухом.

     - Мерси, - сказал наконец кот. - Я совершенно удовлетворен и в знак благодарности дарю вам свою любимую песню, которую довелось слышать только моим истинным друзьям и подругам.