Спрашивать, куда ее поведет смотрительница, не стала, не положено. Сказали идти, надо идти.

А повела девушку Фарата во внутренний двор чертогов. Эйва шла и глазам своим не верила, жадно вдыхала воздух, старалась запомнить каждый куст, каждое дерево. Ведь за все время, что она здесь, так и не выходила на улицу. Прислугу не выпускают из чертогов, отчего у многих уже начались проблемы со здоровьем, люди не получают солнца, не дышат свежим воздухом, света белого не видят, а только работают и работают.

Отправились двое в некогда лекарскую, теперь там обосновалась повитуха. Садат развесила по стенам целебные травы, рядами сушеные грибы, ягоды. Но что то здесь осталось так же, как и было при людях. По центру просторной залы поблескивал большой чан со сливом и подведенной к нему колонкой, чтобы качать воду. Чуть поодаль стоял длинный деревянный стол для операций, а еще дальше у окон белели койки.

– Садат? – позвала орчанку Фарата.

Та появилась сразу. Эйва как увидела старуху, аж побледнела.

– Это ее смотреть надо? – ткнула в девушку пальцем.

– Да. Я обожду снаружи.

И поспешила покинуть лекарскую. А Садат для начала обошла Эйву, незаметно обнюхала.

– Раздеваться, – направилась к чану, чтобы помыть руки. – Сейчас буду смотреть тебя. Фарата говорить, незрелая ты. Сколько лет?

– Семнадцать, – потянулась к платку.

– Мелковата, – покачала головой. – Давай, давай, скидывать тряпки.

Бедняжка трясущимися руками сняла платок, потом платье и осталась в одних льняных штанах.

– И как я тебя смотреть? – встала руки в боки.

Пришлось и штаны снять.

– Лезть на стол, – кивнула в сторону того самого деревянного стола.

Эйва забралась куда велено и сразу опустила голову. Сейчас стало так стыдно, так гадко. Орчанка в свою очередь подошла и принялась осматривать. Для начала прощупала всю, особенно в области живота.

– Бедра хорошие. Теперь ложиться и ноги разводить в стороны. Самец был?

– Что? – посмотрела на нее с непониманием.

– С мужчиной постель уже делить?

– Нет.

На что Садат принялась бормотать что то на родном языке да головой качать.

– Не трястись, – положила большую морщинистую руку на низ живота.

Но не дрожать не получалось. К счастью, осмотр закончился быстро, правда, после оного внизу все неприятно заныло. А из за страха голова закружилась, что с первого раза даже встать не смогла.

– Все, одеваться.

И пока Эйва одевалась, Садат вышла к Фарате, орчанка стояла с непроницаемым лицом, руки как всегда заложила за спину.

– И чего ты от нее хочешь? – зажмурилась от яркого солнечного света, отчего и без того морщинистое лицо стало еще морщинистее, старее.

– Это ты мне скажи, чего от нее можно ждать.

– Ничего хорошего. Девка не сдюжит. Мелкая она.

– То есть, нашего мужчину принять не сможет?

– Если только мужчина этот будет с ней ласковее замура. Подготовит, успокоит, расположит к себе и возьмет очень аккуратно. А, насколько мне известно, от Кархема такого ждать не приходится. Он своих подстилок треплет как тролль добычу. Тебе ли не знать.

– Знаю, да, – кивнула на выдохе. – Значит, негодна.

– Она же в служанках сейчас?

– Угу.

– Вот пусть в них и остается. Собой то хороша, даже мне приглянулась. Но…

– Я поняла. Спасибо, Садат, – и уж было хотела отправиться за Эйвой, как остановилась. – А если ее самим подготовить? Невинности лишить, а потом самца подослать подходящего? Её вида.

– А толку? Ну, раз с ним поспит, ну да. Наши мужчины все равно крупнее и грубее.