|
«Почему ты явился в два? — спрашивала Лидия — Мы ведь договаривались на пол-одиннадцатого утра!» Кеттерер оборачивался ко мне, разводил руками и говорил, как все понимающему родному брату: «Ох уж эти женщины». — «Идиотство! Кретинизм! — кричала в ответ Лидия. — Как такой мордоворот смеет рассуждать о женщинах? Или о мужчинах? Или детях? Почему ты привез ее так поздно, Юджин?» Он пожимал плечами и бубнил, глядя в сторону: «Не заводись», или «Хватит тебе», или «Ладно, Лидия, время назад не воротить». Или обращался ко мне: «Видишь, Нати? Вот оно как». Примерно то же самое повторялось воскресными вечерами, когда он приезжал за Моникой — либо слишком рано, либо слишком поздно. «Послушай, ну я же не часы. И никогда ими не был». — «Ты никогда ничем не был, потому что ты вообще ничто!» — «Да уж, я такой-сякой, зато ты — леди Годива. Без вас знаем». — «Ты садист, вот кто ты! Тебя нравится мучить меня, ну и бог с тобой. Но я не дам тебе мучить несчастного ребенка! Ты из года в год, воскресенье за воскресеньем издеваешься над нами! Ты — пещерный человек! Троглодит безмозглый!» — «Ладно, пора ехать, Гармошка, — такое прозвище он почему-то придумал девочке, — злой серый волчище повезет тебя домой».
У Лидии Моника целый сидела перед телевизором, не сняв шляпку, словно с нетерпением ждала, когда серый волк разлучит ее с любимой мамочкой. — Моника, — говорила Лидия, — нельзя без конца таращиться в телевизор. «Угу». — Моника, ты что, оглохла? Уже три часа. Хватит на сегодня телевизора. Ты принесла домашние задания? Не отрываясь от экрана: «Мои что?» — Домашние задания на следующую неделю, чтобы мы позанимались? Приглушенное бормотание: «Забыла». — Но мы ведь договаривались! Я же говорила, что позанимаюсь с тобой. Ты сама не справляешься! Резко: «Сегодня воскресенье». — Ну и что? Возмущенно: «Я что, и по воскресеньям должна заниматься?» — Не смей так отвечать, прошу тебя. Ты и в шесть лет так не отвечала. Сварливо: «А что такое?» — Нельзя отвечать вопросом на вопрос. Папочкина манера… И пожалуйста, сядь нормально. Злобно: «Я сижу нормально». — Ты сидишь по-мальчишески. Если тебе нравится так сидеть, надень брюки. Или сиди так, как должна сидеть девочка. Вызывающе: «Как хочу, так и сижу». — Моника, давай повторим вычитание. Это можно сделать без тетради и учебника, раз уж ты их не принесла. Умоляюще: «Но сегодня воскресенье!» — Ты должна разобраться с вычитанием. Вот что тебе нужно, а не церковь. У тебя катастрофа с математикой. Моника, сними, наконец, шляпку! Я сказала, сию же минуту сними эту идиотскую шляпку! Уже три часа, ты что, весь день собираешься проторчать в этой шляпе? Безапелляционно: «Моя шляпа — хочу и ношу!» — Но это мой дом! А я твоя мать! И я велю тебе снять шляпу! Что за ослиное упрямство! Я твоя мать, Моника, и ты это знаешь! Я люблю тебя, а ты любишь меня! Помнишь, как мы играли, когда ты была маленькая?.. Сними шляпку, пока я не сорвала ее с твоей дурацкой башки! Провокационно: «Только дотронься до моей головы, и я все расскажу папочке!» — И не смей называть его папочкой! Не могу слышать, как ты называешь человека, который мучает нас обеих, папочкой! И сядь, как должна сидеть девочка! Ты что, оглохла? Сдвинь ноги! Лживо: «Они и так сдвинуты». |
