|
Далее головы и руки и красные мандаты — парни из всей России. Время от времени взор мой обращался влево, там ближе к выходу в белом капюшончике сидела моя девчонка, (?), мой партийный товарищ Настя. Мой доклад длился около часа. Я заранее написал текст доклада, но читать его не стал. Я вольно пересказал содержание своих тезисов, набросанных уже на съезде, в это время молодой и блестящий Фёдоров такому выпускнику позавидовал бы и Гарвард, излагал программу съезда. Я сказал им, что Россия старая страна, что управляется она стариками. Что в России нет политики. Что все политические силы тянут её в прошлое. Монархисты в начале 20-го века в 1913 год, радикальные коммунисты в начале 50-х, зюгановцы в брежневское время, демократы — в 1960-е и 1970-е европейскую действительность этих лет... Что РНЕ — зовёт страну в 30-е годы 20-го века. Мы — национал-большевики единственная небывалая доселе в России современная партия. Мы создали свою партию на базе контр-культуры и оппозиционной политики. Мы подобрали всех героев борьбы с Системой как левых, так и правых, подобрали их — ненужных демократии выстроили свой Пантеон Героев. Их пепел стучит наши сердца. После меня съезд приветствовали и гости. Анпилов произнёс (речь его сохранилась)трогательное приветствие, всё же пожелал нам избавиться от приставки «национал». Я подумал, когда он это говорил: «Почему у меня никогда не возникло пожелание «Трудовой России» избавиться от чего-либо? « Я их принимал такими как они есть: чуток реакционными, прямыми как доски, и всё же неплохими тётками и дядьками. «Союз Офицеров» представлял уже известный мне офицер Альберт. Он сказал что поражён партией состоящей поголовно из молодёжи. Что честно говоря что мы самая перспективная из всех существующих партий. Нас приветствовал Павел Былевский от Российского Коммунистического Союза Молодёжи. С Павлом у меня всё-таки были неплохие отношения. Одно время мы даже давали РКСМ(б) наше помещение для их собраний. Мне запомнились странные девочки-комсомолки с косами и в белых носочках. Возможно они культивировали свой стиль. Былевский был рад за нас, что и изложил со сцены. В перерыв в фойе Маша «Волгоградская» в кожаном платье с лямками, с татуировкой «Лимонка» на плече, рыжая, соблазнительная, отпускала бесплатные сардельки с булкой , и потому к прилавку раздевалки, превращённой в буфет выстроилась огромная очередь. Парни живо общались потому вестибюль гудел от голосов, возгласов и споров. Мне — вождю всей этой новорожденной Запорожской Сечи трудно было преодолеть путь от двери до зала. Окружили журналисты и национал-большевики, у которых ко мне были вопросы. СМИ присутствовали в среднем или умеренном, скажем так, количестве. Телекамер если не ошибаюсь, было четыре, ну и десяток или более журналистов прессы. После перерыва выступали представители региональных организаций. Большой ажиотаж вызвал Костя Михайлюк «Маузер» — лидер рижского отделения НБП, высокий, не ниже Волкова, красивый парень, с остроумной яростью рассказал он о практике сражений национал-большевиков Латвии с «латвийским фашизмом». Маузеру долго аплодировали и в его лице конечно аплодировали боевой организации нацболов Латвии. На день рождения Сталина они запустили над ригой гелиевый баллон с портретом Иосифа Виссарионовича. Их же организация отличалась тем, что рекрутировала, распропагандировала, приняла в свои ряды чернокожего сына русской женщины и ливийца — Айо Бенеса. Справедливости ради следует сказать, что далеко не всем нравилась инициатива рижских нацболов. Так, Псковская и Питерская организация протестовали и устраивали истерики мне лично и по поводу Айо Бенеса. Псковская и Питерская организации (во всяком случае Питерская, когда она была под предводительством Гребнева) — самые правые в Национал — Большевистской Партии, потому понятно что чернокожий член НБП им нравится не должен был. |
