|
Увеличенную и надутую. Николашка вот только не был по-моему бандитом, а у министра же были яркие губы, голубые глаза и остатки лысины свидетельствовали о том что он блондин. Было 6-е октября и я сидел в кабинете министра. Он согласился со мной встретиться, легко, без проблем согласился. Я решил на основании этого, что он положительный тип, он оказалось, — я ошибся. Почему я к нему обратился? Накануне, он высказался в негативном духе об экстремизме. Если мне не изменяет память он готовил проект закона о противодействии экстремизму и фашизму, и вот моя Национал — Большевистская Партия как и РНЕ являются у нас в России примерами экстремистских организаций. Я написал ему письмо, соблазнив по телефону неизвестную мне секретаршу добыл номер его факса и предложил министру встретиться. Дабы я мог лично развеять сложившееся у министра Павла Крашенинникова впечатление что якобы НБП экстремистская организация. К моему удивлению мне позвонили, соединили с ним и мы договорились о встрече. Я уже рассказал о впечатлении захолустной второсортности производимом Министерством Юстиции. (Министерство Культуры в китайгородском дворе — ещё более бедная организация. Во всяком случае обе они были таковыми по состоянию на 1998 год.) Менты если и не играли в карты в вестибюле, бросая их засаленными на журнал входящих (входящих, то что-то такое делали деградантное, так что было впечатление так что было впечатление что режутся в карты — всё было в высшей степени неформально. Чуть ли не по плечу тебя хлопали.) Мы с Фёдоровым поднялись на третий этаж. Рваные дорожки, там где они не покрывали линолеум, было видно что линолеум весь в рытвинах и колдобинах. Секретарша объявила нас. Вошли. Поздоровались. Министр был в голубом костюме. Мы сели с Фёдоровым возле длинного стола для совещаний. Крашенинников сел напротив. Рядом с ним сел человек с землистым лицом и положил на стол портативный диктофон, похожиё на футляр для очков. «не возражаете, мы запишем?» — я сказал что нет, не возражаем. Андрей Фёдоров сообщил Крашениннкову что в Университете его обучал тот же профессор, что обучал и Крашенинникова. Я сказал что НБП и РНЕ — разительно отличающиеся друг от друга организации. Я добрым, мягким тоном сообщил министру, что нельзя путать газету «Лимонка» и нацонал-большевистскую партию. На все мои пояснения Крашенинников понимающе кивал, но парировал их тотчас своим каким-либо заявлением. «А как же тогда понимать что эмблемой газеты и партийной печатью вы избрали гранату «Ф — 1«? А как же тогда понимать лозунг «Ешь богатых!»?»... И всё равно он произвёл на меня скорее благоприятное впечатление. Я подарил ему книгу «Анатомия Героя». Сказал что буквально завтра — послезавтра мы собираемся принести документы на регистрацию Всероссийской политической партии НБП. «приносите. Рассмотрим. В течении месяца дадим ответ. Если нет никаких огрехов — зарегистрируем.» Мы простились и вышли. Тряся губами менты гонялись друг за другом по вестибюлю. «Ну и как он Вам показался, Эдуард?» — спросил Фёдоров. «Да вроде дружелюбный.» «Он человек Степашина.», сказал Андрей. «Зря Вы сообщили ему что мы сдаём документы на регистрацию. Теперь он потребует их под его личный контроль...» «Вы думаете его оставили бы в благородной безвестности о том, что самая крупная радикальная партия России принесла документы на регистрацию? Наивный Вы человек. « «И книга. Начитается ещё...» продолжал Андрей, как бы следуя своим мыслям. Скептический молодой человек, он часто бывал прав. 8 октября мы сдали документы той же Наталии Владимировне в приёмной. Огромную сумку документов в том числе толстенные листы с фамилиями именами, отчествами и адресами пяти тысяч двухсот с чем-то национал-большевиков. |
