|
Не менее пяти тысяч членов требовалось иметь политической партии, чтобы получить статус общероссийской партии. Следовало их всех сдать МинЮсту. Тому же учреждению, в ведении которого находились тюрьмы и лагеря. В дополнение к пяти тысячам двумстам членам, следовало ещё предоставить сведения о существовании организаций партии в не менее чем 45 субъектах федерации, т.е. в половине + 1. Мы предоставили. Документы у нас приняли. Могли бы и не принять, сославшись на отсутствие той или иной бумаги, но приняли, ура! «Министр сказал мне, я с ним виделся шестого, здесь в министерстве что ответ будет через месяц» — сказал я, только ради того, чтобы оповестить её о моём свидании с министром. Чтобы хотя бы в том что она делает, она лично не тормозила. Вряд ли она знает о чём мы говорили с Крашенинниковым, а вот о факте встречи в министерстве наверное идут разговоры. Честно говоря, несмотря на весь мой тяжёлый жизненный опыт я думал нас зарегистрируют. Организации у нас были., мы их честно накопили постепенным трудом почему же не зарегистрировать? 8 ноября Фёдоров позвонил чиновнице, и та сообщила, что нас не зарегистрировали. «У Вас неправильно сформулировано два пункта Устава и проблема с протоколами четырёх региональных организаций.» «Но ведь мы сдали протоколы на 51 организацию. Минус четыре бракованных остаётся всё равно 47. А закон предусматривает что достаточно 45.» «Так нельзя», сказала чиновница. «Вы же заканчивали юридический МосУниверситета. Бумаги принимаются в совокупности. Приходите в понедельник за отказом. Если хотите обжалуйте его в суде.» Фёдоров повесил трубку. Я выругался. Он выругался. Помолчали. «Такой труд!» сказал он. «Если обжаловать уйдут месяцы. Да и суд вряд ли решит в нашу пользу. Сегодня у нас какое?» «8 ноября» «Для принятия изменений в Уставе нужно создавать съезд. У нас деньги остались?» «Деньги какие-то есть» ««»Если мы сумеем собрать делегатов, хотя бы от двух третей наших организаций, пусть на один день, нам только Устав принять; сумеем собрать делегатов в середине следующей недели, если успеем сдать документы самое позднее 17 ноября, то на ответ можно рассчитывать 18 декабря и таким образом мы успеваем зарегистрироваться. Если нас зарегистрируют ровно за год до выборов.» «Ну что? Осилим?» «Другого выхода нет.» Я достал список региональных организаций и сел на телефон. «Работы будет!» тоскливо сказал Фёдоров. Я позвонил в первую очередь Гребневу. «Андрей я рад, что я Вас застал. Необходимо срочно провести второй чрезвычайный Всероссийский съезд Партии. Выбор пал на Ваш город. Он всем удобен. Когда? На следующей неделе. Нет, люди не будут ночевать в городе, только те, кто захочет остаться. Или те, кто приедут предыдущим вечером. Вот таких надо будет вписать куда-то. На какой день назначим съезд? Сейчас...» Я и Фёдоров склонились над календарём. Нужны были дни чтобы предупредить ребят и чтобы они успели доехать. «14 ноября» — сказал я Гребневу. Он там вздохнул в Санкт — Петербурге. Но его проблемы были много меньше наших. 14 ноября в Питере стоял дикий холод. У здания какого-то круглого питерского метро, где была назначена с гребневской непосредственностью встреча делегатов съезда, уже стояла группа численностью человек двадцать национал-боьшевиков. Я, Костян Локотков и увязавшийся за нами его товарищ по службе в ГДР, вместе они спали в казармах дивизии «Мёртвая голова» Антон Филиппов присоединились к мёрзнущим. Все обменялись рукопожатиями, пошли в кафе, где заказали 20 кофе. В это время на улице в ларьке наши гонцы закупали 20 упаковок шаурмы. Гребнев старший, один его голос вызывал я думаю ненависть обывателей, тотчас же сцепился с официантками кафе. Девочки эти с длинными ногами и в фартучкахпо его мнению медленно поворачивались. |
