|
Ей пришлось очень осторожно вытирать их после ванны. Что это значит? Может быть, подходят месячные? Когда они были в последний раз? Произведя несложный подсчет, она была поражена. Месячные всегда начинались у нее точно, день в день, в каждую четвертую пятницу. На этот раз была недельная задержка. На нее нахлынуло почти нестерпимое волнение. Она постаралась рассуждать хладнокровно. В самом начале своего первого замужества она попросила Марию назвать ей начальные признаки беременности. Три года, со все убывающей надеждой, она следила, не появятся ли эти признаки. Но теперь она замужем за другим мужчиной. Положив полотенце, она подошла к большому зеркалу, чтобы внимательно осмотреть свое нагое тело. Мария сказала, что перемены в грудях начинаются почти сразу же. Не увеличились ли груди? Пожалуй, слегка округлились, и уж, конечно, они чувствительнее, чем прежде. Какие могут быть другие признаки? Мария упомянула особенное обоняние. Розалинда заметила это еще накануне, но приписала остроту обоняния чересчур резким запахам Лондона. Усталость? Да, необычная усталость. И еще легкое головокружение, которого она никогда не испытывала раньше. Она вгляделась в свое отражение и вдруг поняла, что знает. И знает абсолютно точно. Оба они со Стивеном были уверены, что у них не может быть детей, и все же сумели зачать ребенка на том затопленном солнечным светом сеновале. Совершенно ошеломленная, она завернулась в пеньюар и присела на парчовый диван, где спала Порция. Она тут же вскочила ей на колени и поспешила вскарабкаться на плечи. Розалинда машинально погладила шелковистую шерстку. С того дня, что они провели на сеновале, она чувствовала себя – в буквальном смысле слова – другой женщиной, но полагала, что ее переродили любовь и замужество. Оказывается, причина другая, более глубокая. Ей хотелось распахнуть окно и прокричать о своей радости на весь Лондон. А когда Стивен возвратится домой… Тут она призадумалась. Пожалуй, еще рано говорить об этом мужу. Врач, вероятно, только посмеется, когда она опишет не слишком то заметные признаки и свое интуитивное убеждение, что в ней зародилась новая жизнь. И может быть, будет прав. Уж не повлияло ли па ее рассудок страстное желание иметь ребенка? Поразмыслив, Розалинда отвергла такую возможность. Но что, если она сообщит Стивену, что ждет ребенка, а это окажется ошибкой? Стивен будет просто убит. Нет, надо подождать. Она сонно откинулась на спинку дивана, лаская Порцию, как если бы та была маленькой девочкой. Устав от логических рассуждений, она вновь обратилась к своей интуиции. Всем своим существом Розалинда чувствовала, что у нее будет ребенок и что этот ребенок родится здоровым и крепеньким. Хорошо бы родился мальчик наследник, ведь Стивен сказал, что его брат был бы только рад избавиться от бремени герцогства. А родится девочка, тоже неплохо. Но Розалинда знала – если не случится чуда, – что Стивен не сможет отпраздновать вместе с ней рождение ребенка. Это сильно омрачало ее радость. Но беда не только в этом, беда еще и в том, что она не сможет возвратиться к семье. Выходя замуж за Стивена, она полагала, что будет находиться с ним до самой его смерти, а затем вернется к Фицджералдам. Но ребенок поставит между ней и ее прошлым прочную преграду, подобную тюремной двери. Ее сын будет герцогом, дочь – наследницей всего состояния. Если она станет вдовствующей герцогиней Ашбертон, ее священным долгом будет вырастить единственного ребенка Стивена достойным того высокого положения, какое он должен занимать по своему рождению. А это означает, что ей придется научиться бывать в свете. А войти в этот свет ей могут помочь только родственники и друзой ее мужа. За те недели, что они будут в Лондоне, ей надо познакомиться с его друзьями. Если они сочтут ее достойной, то, вероятно, впоследствии станут принимать ради Стивена и его ребенка, если не ради нее самой. Еще более важно установить прочные отношения с его семьей, ведь в эту семью и сама она должна войти как мать одного из Кеньонов. |
