|
– Доктор закрыл сумку и, поколебавшись, с глубоко озабоченным видом спросил: – Есть ли у вас еще какие нибудь вопросы, ваша светлость? Какие могут быть вопросы, когда тебе вынесен смертный приговор? – Нет. Всего вам доброго, доктор. – И Стивен протянул руку к колокольчику. – Нет никакой необходимости провожать меня – С сосредоточенным, непроницаемым видом Блэкмер взял сумку и направился к двери. – Я приду к вам через две недели. – Зачем? – спросил Стивен, и только тогда наконец то в его голосе прорвались резкие нотки. – Вы сами признали, что ничем не можете мне помочь, к чему же напрасно тревожить меня? – Тем не менее я все же зайду, – с натянутым выражением лица сказал Блэкмер. – Продолжайте принимать лекарства и в случае необходимости вызывайте меня. – И, понурившись, высокий доктор покинул личную гостиную герцога. Стивен неподвижно стоял посреди комнаты, все еще не в силах полностью осознать жестокую реальность. Стало быть, ему остается жить несколько месяцев. А ведь ему всего тридцать шесть. Конечно, он уже не юноша, но и далеко не старик. В самом расцвете сил. И если не считать легких приступов астмы, которой он страдал в детстве, здоровье у него всегда было отменное. Сквозь отчаяние в его душе стали пробиваться первые ростки гнева. В конце концов возраст не имеет тут никакого значения. Его жена Луиза умерла от лихорадки, не дожив и до тридцати. Ее смерть была для него большим потрясением. Утешало лишь то, что она сгорела мгновенно, без лишних страданий. Он посмотрел на себя в зеркало, висевшее в позолоченной раме над каминной доской Ничто в его внешности не изменилось за этот час: все та же высокая худощавая фигура, каштанового цвета волосы, волевое, костлявое, типичное для всех Кеньонов лицо с таким привычным выражением надменности. Но час назад он был совершенно другим, полным жизненных сил человеком, который только только перестал носить траур по жене и уже готовился начать жизнь заново. Теперь же он просто ходячий мертвец. В нем снова вспыхнул гнев; такой же безудержный гнев он испытал в пятнадцать лет, когда отец сообщил ему о его предстоящей помолвке с леди Луизой Хейуорд. Конечно, она еще дитя, сказал он, но очень хороша собой и прекрасно воспитана. У нее есть все задатки, чтобы стать превосходной женой, герцогиней. Стивен яростно запротестовал против этого решения, принятого без его ведома, а тем более согласия. Но, натолкнувшись на презрение отца, мятеж быстро угас. Стивен вышел из кабинета, уже смирившись с тем, что представлялось неизбежным. Оглядываясь на прошлое, он должен признать, что отец в какой то мере оказался прав. Может быть, Луиза и не стала превосходной женой, но герцогиня из нее получилась вполне достойная. Он подошел к двери, которая соединяла его апартаменты с апартаментами герцогини, где он не был уже больше года – с тех пор, как умерла Луиза. Впрочем, если уж говорить начистоту, он и в прежние то времена редко заходил к своей жене. В спальне и будуаре царили безупречная чистота и порядок, но за исключением изысканных вышивок мало что напоминало здесь о Луизе. А вышивки и впрямь были замечательные: узорчато расшитые подушки, коврики на креслах – такие красивые, что на них даже как то совестно садиться. Всякий раз, вспоминая жену, он представлял ее себе склонившейся над пяльцами. Жила она легко, почти не задумываясь, придерживаясь того распространенного мнения, что имя леди должно появляться в газетах всего три раза: в день ее рождения, в день свадьбы и в день смерти. Закрыв дверь, Стивен возвратился в свою гостиную. Напротив него, на стене, висел портрет Луизы. Написан он был сэром Энтони Ситоном, лучшим английским портретистом. Ситон удачно передал фарфоровую красоту Луизы, скрытую печаль в ее загадочном взгляде. Стивен в тысячный раз задумался: таились ли какие нибудь сильные чувства под безупречной наружностью его жены? Гнев, любовь, страсть, ненависть – ну хоть что нибудь. |
