Вернувшись на свое место, Гонифаций обратился ко всем собравшимся:

– Здесь будет специальная сессия Высшего Совета. Очистить Палату!

– Вы все еще не решаетесь казнить ведьм, ваше высокопреосвященство? – неожиданно спросил Серсиваль. В его голосе послышались угрожающие нотки. – Допрос этой мерзкой ведьмы убедительно доказал, что все пленники – агенты Сатаны. Было бы опасным, да и оскорбительным для Великого Бога позволить им жить дальше.

– Мы получим от них важную информацию, – резко ответил ему Гонифаций. – Я прервал допрос лишь потому, что появились дела поважнее – мы должны подготовить план Великого Возрождения.

Серсиваль покачал головой:

– Было бы лучше, если бы мы упали на колени и просили прощения у Великого Бога за наше затянувшееся безверие и молили бы его о милосердии к нам. Я уже вижу окружающие нас мрак и обреченность.

В ответе Гонифация звучала насмешка.

– Ваш разум переутомлен. Любого другого священника, который заговорит о нашем провале и будет намекать на сверхъестественные силы и реальность Сатаны, я немедленно отлучу от церкви.

Из толпы ведьм, находившихся под охраной удвоенного караула, послышалось монотонное распевное бормотание. Оно, казалось, заполнило собой все помещение.

– О, Сатана! Благодарим тебя, Сатана!

Глава 14.

Открывая дверь в свои апартаменты в подземелье, Джарльз бросил хмурый взгляд на глянцевитую поверхность тускло поблескивающей эмблемы Четвертого круга – Гонифаций не слишком щедр, особенно если учесть важность выполненного им задания. И все же Асмодеусу удалось спастись. Снова на душе стало горько от мысли, что тому не удалось бы скрыться, если бы Джарльз смог контролировать свои поступки и не допустил бы пробуждения своего второго «я». И тем не менее он решил, что ему крупно повезло, поскольку никто не догадался о его промахе.

Войдя в помещение, он первым делом проверил замок, так как был встревожен тем, что кузен Дез публично поклялся выловить всех ведьм, При этом он помнил, что Гонифаций просил его работать в тайне от всех – ни один священник не должен знать о его возвращении в Иерархию.

В любом случае у него имеется кое‑какая компенсация за это временное затворничество, думал он, оглядываясь вокруг. Он прошел во вторую комнату, обставленную так же роскошно, как и первая, и прошел в третью, заперев за собой дверь на засов.

На кушетке, закрыв глаза, скрестив руки как у покойника на смертном одре, лежала Шарлсон Нория.

Некоторое время он смотрел на ее бледное лицо, а затем легким стимулирующим излучением привел ее в чувство. Ее глаза открылись. Он прочитал в них такую ненависть, какую счел для себя весьма лестной.

Почувствовав это, она сказала ему медленно и отчетливо:

– Ты ужасный и отвратительный эгоист.

Он улыбнулся в ответ.

– Не эгоист. Реалист.

– Реалист! – презрение, с которым она это произнесла, казалось, придало ей сил. – Ты сейчас не больший реалист, чем когда был слепым и упрямым идеалистом. Ты – негодяй! Я подозреваю, что каждый слепой идеалист, не сталкивавшийся в жизни с настоящими трудностями, где‑то в глубине души считает, что подлость – очень привлекательное и романтическое качество. Когда помутился твой разум – или они изменили его по твоему желанию, так или иначе, твоя новая личность сформировалась из твоих же фрагментарных романтических понятий о подлости – безграничной амбиции, самомнения, бедности ощущений и всего остального, имеющего отношение к этой низкой идеологии.

Она на некоторое время замолкла, потом продолжала:

– Ты сам хочешь, чтобы я говорила с тобой таким образом, не правда ли?

Он кивнул.