По сигналу камрады начали собираться в центре деревни. Все они были в набедренных повязках и растительных плащах, некоторые уже отбросили бесполезные и ставшие ненужными шлемы БКС, у многих в руках были импровизированные копья, изготовленные на досуге для собственной защиты. Теперь, когда люди лишились оружия, сходство отряда с ордой бледнолицых дикарей стало еще более явственным. Тем не менее, о поражении никто не думал, все были настроены решительно и искали встречи с врагом. Все-таки СС давал людям исключительный нравственный заряд, с гордостью подумал Ойген, никто из солдат даже не помышлял отступить, все были готовы выполнить поставленную перед отрядом задачу любой ценой, даже если придется за это уплатить собственной жизнью. Было что-то гордое в этом небольшом отряде, готовящемся выступить на перехват дикарей.

— Камрады, — сказал оберштурмфюрер Венк. — Не было еще случая, чтобы какой-нибудь из отрядов СС оказывался в обстановке подобной нашей. Мы могли бы отказаться от выполнения поставленной задачи, сославшись на внешние обстоятельства. Но не в правилах воина СС уклониться от схватки. Нам предстоит сделать марш-бросок, чтобы захватить врага врасплох. И мы сделаем это. Фюрер всегда гордился своими солдатами, так давайте сделаем все, чтобы он не утратил веры в СС. Мы должны сделать даже невозможное, и сделаем это, не будь я Густав Венк, а вы элитой воинов рейха. Зиг хайль!

Уже позже Ойген ун-Грайм с грустью отметил, что единодушному воплю, раздавшемуся на поляне, могли позавидовать любые местные дикари.

Да, это был марш-бросок!

Ойген привык к бесконечным степям Казакии. Японцы, бывавшие у них на стажировке, от количества земли приходили в экстаз — у них подобным образом выглядел океан: от горизонта до горизонта. Но в таких условиях было легче воевать. Любой движущийся объект сразу обнаруживал себя, и оставалось только определить, кто это — друг или враг? Здесь же казались бесконечными заросли тростника. Под ногами хлюпало, травяные чуни, изготовленные в подобие русских лаптей, намокли и натирали ноги, к телам то и дело присасывалась разная дрянь, наподобие древесных пиявок, которые не считали себя насекомыми, а потому плевать хотели солдатской кровью на хитроумные репелленты, изготовленные немецкими химиками. Ойген бежал, опустив голову вниз, а потому видел впереди себя лишь мускулистые, заляпанные серо-желтой грязью ноги впереди бегущего, и его опять охватывало чувство, что вокруг бегут дикари, а он лишь один из них, вооруженный подобием копья, полный ненависти к тем, кого должен ловить, к тем, кто послал его в этот страшный, полный врагов мир, а вокруг слышалось тяжелое дыхание бегущих людей и чавканье ног, выдираемых из липкой бесконечной грязи.

— Быстрее! Вперед! — подбадривал оберштурмфюрер Венк, и от этих привычных лающих команд становилось легче на душе.

Англичанину взятый темп оказался не по силам.

Слабак из побежденного мира.

— Ротенфюрер, он не должен отставать от остальных! — распорядился Венк.

Начальству не надо думать над способом выполнения своих приказаний — два бойца группы «Зет-нойнцейн» по очереди несли англичанина на себе. Нельзя было сказать, что англичанину понравился этот способ передвижения, но Ойгену было плевать на его переживания.

Так было быстрее.

Они бежали, чтобы одолеть врага. Никто не собирался умирать для победы, не велика честь пасть в бою с дикарями. Чтобы победить, дикарей надо убивать, и при этом оставаться живыми. Они шли, чтобы победить. Они торопились сделать это, пока еще не растеряли силы. И именно потому, что очень хотели победить, попали в ловушку.

Ловушка была невелика, сразу чувствовалось, что туземцы готовили ее наспех. И все-таки два бойца из передовой группы угодили в нее. Дрогнул лиственно-травяной покров, скрывающий яму от постороннего взгляда, дико вскрикнул один из бойцов, кажется, это был ун-Небель, и когда приотставшие товарищи добежали до ямы, все было кончено.