Попавшие в ловушку солдаты не могли выжить, у них для этого не было ни малейшего шанса — в черной и вязкой глубине ямы были установлены колья, которые усеивали дно ловушки так часто, что их невозможно было миновать. Оба эсэсмана нанизались на колья, словно куски мяса на шампур. Смотреть на это было неприятно даже Ойгену, имевшему боевой опыт и видевшему нечто подобное под Сальском, где партизаны из Сопротивления обожали подобные варварские методы ведения военных действий. Очевидной причиной подобного метода ведения войны объяснялась элементарной нехваткой огнестрельного оружия, но для пропагандистов эта была возможность еще раз подчеркнуть неполноценность славян и близость их к дикарям, которых никто из остеров никогда не видел вживую. Сейчас Ойген наблюдал коварство дикарей лично.
Для двух его товарищей, познакомившихся с ловушкой аборигенов более близко, опыт общения закончился куда более плачевно. И им уже нельзя было помочь. Только предать земле.
16. БЕСПЛОТНЫЙ КОЛДУН
— Дикари! Дикари! — оберштурмфюрера Венка трясло. — Ты когда-нибудь видел нечто подобное, Ойген? Они не умеют воевать как цивилизованные люди. А потому они должны сдохнуть! Дайте только добраться до этих черных свиней, мы еще посмотрим, какая у них кровь! Ун-Крамер!
— Здесь, мой кригман, — вытянулся солдат.
— Возьмешь напарника и проведешь ближнюю разведку. Не зарывайтесь, при обнаружении противника в контакт не вступать, а вернуться и доложить. Повтори?
— Провести ближнюю разведку. При обнаружении в контакт не вступать, вернуться и доложить о его передвижениях, — сказал ун-Крамер.
— Исполнять!
Венк еще раз посмотрел в яму, сморщился, отвернулся и безнадежно махнул рукой.
— Какая штабная крыса мне все это наворожила, — пожаловался он Ойгену. — Сидеть теперь в полярных снегах до самой выслуги! Сколько человек мы уже потеряли?
— Двоих при нападении двуногой жабы, — начал разгибать пальцы Ойген, — еще одного ужалила змея, два человека пропали бесследно при разведмероприятиях в деревне… Теперь потеряли еще двоих… Семь человек, оберштурмфюрер!
— И это до непосредственного столкновения с противником, — простонал Густав Венк. — У вас на востоке были такие потери?
— Конечно же, были, — неохотно сказал Ойген ун-Грайм. — Там ведь живут не дикари. Обычные люди, только не совсем полноценные. И с гранатометами, если они попадают к ним в руки, они управляются не хуже немецких солдат. Если колхозник умеет водить трактор, он и с «тигром» управится. Однажды в станице Вешенской, где когда-то жил один русский святой, стоявшие там танкисты поспорили, сумеет ли русский лояльник завести «тигр» и проехать пятьдесят метров.
— Завел? — без интереса спросил оберштурмфюрер.
— Завел, — угрюмо подтвердил Ойген. — И куда его лояльность делась! Передавил окружающих и дунул в степь. Его потом «Хейнкели» с 8-й воздушной армии неделю отлавливали. В балках прятался. А командира танковой роты разжаловали и сослали в какой-то уральский укрепрайон. Вообще, оберштурмфюрер, это вранье, что русские не умеют воевать. Дрались они отчаянно, в Новочеркасске мы потеряли много людей, там пришлось даже братскую могилу устроить, как полагается, — с обелиском и Вечным огнем. Только ребятам было уже все равно.
Он обратил внимание, что англичанин жадно прислушивается к его словам, и замолчал. Что ни говори, а враг, даже побежденный, останется врагом. Никогда островитяне не простят рейху Ковентри и Лондона, разрушенных массированными бомбардировками. Ишь, вслушивается. Аж дыхание затаил! Он почувствовал неожиданную неприязнь к этому бледному худосочному лакею, который оказался никудышним проводником и паршивым специалистом. |