На таких невыгодных условиях ему еще не приходилось вести бой. Против них было все: джунгли и его обитатели, жара, отсутствие оружия и цивилизованной одежды, наконец, эти проклятые дикари. Но упрямство, привитое ему еще в бюргере, мешало Ойгену согласиться с проводником. СС не уходит, тем более оно никогда трусливо не бежит с поля боя. «Честь или смерть!» — такой вот девиз был у бюргера, где воспитывали ун-Грайма.
— Они захлебнутся в крови, оберштурмфюрер, — сказал Ойген ун-Грайм.
— Сумасшедшие, — сник англичанин. — Вы все — сумасшедшие. Я согласился оказать вам помощь в операции, но будь я проклят, если подписывался умереть в джунглях вместе с вами!
— Кто говорит о смерти? — надменно выставил голую ногу из-под травяной юбки обештурмфюрер Венк. — Немецкий солдат всегда говорит лишь о победе, потому что он уверен в ней!
И тут со стороны, где засели туземцы, показался негр. Сказать, что это был просто негр, значило погрешить против истины. Негр оказался высок, плечист, и даже на расстоянии было видно, как под черной кожей перекатываются мышцы. Он взмахнул копьем и что-то закричал, показывая копьем на юг.
— Он говорит, чтобы мы уходили, — торопливо перевел англичанин. — Он говорит, что племя под защитой великого Бу и Бу не позволит причинить ему какой-нибудь вред.
— Спроси, как его зовут! — приказал оберштурмфюрер.
Англичанин что-то прокричал, выслушал ответ и повернул к Венку бледное лицо.
— Он говорит, что его зовут Бу!
— Ясно, — хмуро сказал Венк. — Значит, и этого ловить бесполезно. Как ты говорил? Вещественен и бесплотен?
— Это серьезное предупреждение, — сказал англичанин. Надо отходить. Мы не в том положении, чтобы злить дикарей.
— Плевать, — сказал оберштурмфюрер. — Мы не отступим. А этого колдуна я посажу его бесплотной задницей на кол!
Вернулась двойка, посланная на разведку.
— Господин оберштурмфюрер, — доложил ун-Крамер. — Мы нашли дикарей. Они рядом. Стоят лагерем. Господин оберштурмфюрер, мы насчитали почти сотню воинов!
17. ДВЕ СТАИ. СХВАТКА
Сотня воинов!
И это против тридцати эсэсовцев, к тому же измученных и лишенных привычного оружия. Ойгену ун-Грайму стало тоскливо.
Атака в таких условиях была чистым безумием, в ней легко можно было положить людей и ничего при этом не выиграть. Немецкий солдат уверен в победе, это оберштурмфюрер верно сказал, но на этот раз сам Ойген принял бы предложение колдуна и отступил, чтобы потом вернуться нормально вооруженным и полным сил. Выигрывает тот, кто не боится отступить. Но оберштурмфюрер не собирался отступать. На взгляд Ойгена он сейчас утратил способность к рассудительности. Рассудительность оказалась в плену у его гнева. Густава Венка требовалось убедить в необходимости временного отступления. Разумеется, СС думает только о победе, но ни в одном уставе не сказано, что ради победы нельзя временно отступить. Не показать свою слабость, а сманеврировать, чтобы выравнять положение или получить лучшую позицию. Но Густав Венк не признавал отступлений, и по всему получалось, что из оберштурмфюрера дикари все-таки сварят свой зуппе, и не только из него одного.
Больше всего Ойгену ун-Грайму хотелось, чтобы пузатый маленький абверовец прислал в этот район свои «файтеры», заметил их бедственное положение и вызвал на подмогу геликоптеры с их пулеметами и «слепыми» ракетами, способными нанести по местности и противнику мощный удар. Но в чудеса ун-Грайм не верил. И надежд на команду у него не было. Слишком быстро они растратили свое преимущество, впору и в самом деле поверить в колдовство. |