Ему повезло: кто-то из высших чинов, получив рапорт ун-Кугеля, вспомнил его как спортсмена. Высокий чин принял участие в неудачливой судьбе призера Берлинских игр. Так ун-Кугель попал в элитное подразделение «Зет-нойнцейн».
Ун-Кугель последний раз явился в гестапо, чтобы дать подписку о неразглашении того, что ему стало известно за период службы в Освенциме, расписался и полюбопытствовал, к кому ему обращаться по этому вопросу в дальнейшем. Инспектор гестапо засмеялся:
— Можешь не волноваться, — сказал он. — Тебя найдут, если это будет необходимо. Но ты направлен в Антарктиду, кригман. Клянусь, пингвинам ты можешь рассказать все и даже немного приврать.
Фридриху ун-Кугелю было все равно, куда его направляют.
К тому времени он уже узнал правду об Освенциме. Концлагерь не был местом отбытия наказания, он был комбинатом, на котором быстро и надежно уничтожали инакомыслящих. Об этом Фридриху рассказал пожилой фельдфебель из старослужащих черных СС. Звали его Густавом Ринком, он служил в Освенциме с сорок второго года. «Ты не представляешь, малыш, — рассказывал он, дыша на Фридриха перегаром и табачным дымом. — Раньше их сюда привозили тысячами, особенно жидов. Хорошее было время, я отложил на свадьбу дочери, купил себе «фольксваген» после большого перемирия и сыну такой же купил».
— А что делали с жидами? — равнодушно спросил ун-Кугель. — Отправляли на историческую родину?
Фельдфебель засмеялся.
— Это ты хорошо сказал, — покашливая и кивая головой, согласился он. — Отправили на историческую родину! Да, малыш, их всех отправили на историческую родину — на небеса. Видишь эти трубы? Как ты думаешь, что это?
— Там печи для сжигания мусора, — сказал ун-Кугель.
— Мусора? Именно там их всех и сжигали, малыш. Чтобы здесь была чистота. А перед этим загоняли в газовые камеры. Это была грязная работа, малыш. Очень грязная, но и очень выгодная. Главное было — не попадаться. Иначе тебя могли обвинить в том, что ты обкрадываешь рейх!
— Так все это барахло, что лежит на складах… Оно что, принадлежало им?
— Рейх должен быть экономным, — засмеялся фельдфебель Ринк. — Разве иначе построишь социализм, хотя бы и для одной нации?
В тот раз Фридрих ун-Кугель испытал отвращение: его учили в бюргере, что СС и выгода несовместимы, а тут ему рассказали, как СС, пусть черные, обирали заключенных, к тому же обреченных на смерть. Это было выше его понимания. Ун-Кугель был рад, что его служба в лагере закончилась. Но вместо лагеря он попал сюда, в джунгли, и стал свидетелем гибели всего отряда.
Почти всего. У него было нехорошее предчувствие, что смерть ун-Энке была не последней в этот день.
И он не обманулся.
Монстр — точная копия напавшего на солдат во второй день экспедиции — вылетел из тростника неожиданно. Его прыжкам позавидовал бы вратарь дрезденской футбольной команды Пропп. На свою беду именно он, ун-Кугель, оказался первом на его пути. Зверь схватил ун-Кугеля, пронзая тело мощными клыками, и ун-Кугель понял, что пришло его время умирать. Он сохранял самообладание и сознание до последнего момента, а потому действовал хладнокровно и решительно — выдернул чеку и бережно опустил гранату в глотку хищника. На происходящее вокруг он не обращал внимания, сосредоточившись на себе и звере, и потому не видел, как ротенфюрер и ун-Гиббельн поливали зверя огнем из двух стволов. Сознания он не терял, а потому воспринял взрыв гранаты как толчок, заставивший зверя содрогнуться, но так и не увидел, как взрыв разорвал туловище зверя изнутри, расплескав по широким листьям тростника пронзительно голубую кровь.
21. СМЕРТЬ ГЕРОЕВ. |