– Что меня спрашиваешь? Он тебя сюда прислал, – проворчала старушка. Вблизи она казалась еще старше: иссохшая кожа шла мелкими складками, и они постоянно двигались, когда она говорила. – Ты же мальчишечка совсем, он небось и не рассказал, как дело было.

– Он приезжал двадцать третьего? Хотел купить эту картину?

– Леша, муж мой покойный, в Сочи когда-то большим партийным начальником был. Я без него и с садом-то не управляюсь, – ответила она без всякой связи с его вопросом. – Нанимаю на лето одного местного, а то трава выше дома была бы. Недавно сын у него глаз повредил, и срочно потребовалась операция.

Паша едва не застонал. Да она просто бормочет все подряд – наверняка уже забыла, что хотела сказать.

– Двести тысяч надо было через день заплатить, а он человек небогатый, откуда у него? Ну я у сына попросила, Сереженька зарабатывает хорошо. А он не дал, – она сказала это так грустно, будто до сих пор не могла в такое поверить. – Сережа ко мне в тот день как раз Варечку привез. Она у нас умненькая – двенадцать лет, а голова как у академика. Она и говорит мне: «Давай через Интернет что-нибудь продадим». Драгоценностями я не интересовалась никогда, вот и говорю: «Давай картины. Леша их любил, а я не понимаю в них ничего. Лучше б часы сюда повесить или полочку».

Паша навострил уши. Оказывается, с головой у старушки было не так уж плохо: все это время она отвечала на его вопрос.

– Она для объявления все картины в доме сфотографировала. А вот эту, с девочками, Леша больше всего любил, так мы решили за нее сразу двести тысяч просить. И что ты думаешь? Часа не прошло, как звонят. Какой-то Валерий Орлов из Москвы готов был прямо в тот вечер приехать и наличными заплатить! А Сережа, когда мы ему рассказали, говорит: «Мать, ты с ума сошла? Неизвестно, кого в дом пригласила, вдруг ограбит. Лучше я сам сначала на этого прощелыгу посмотрю». И поехал в аэропорт. Привез его к нам, а этот Орлов как картину увидел, у него аж глаза загорелись. Сереженька у меня бизнесмен, он такие вещи сразу видит. И говорит: «Картина наверняка дороже стоит, раз вы примчались. Если верную цену не скажете, отнесем ее к другому оценщику». Ну тут он и признался: хоть подписи нет, похоже, что это картина художника Серова. Того, который «Девочку с персиками» нарисовал. Надо какую-то экспертизу провести, но, если он прав, картина будет очень дорого стоить. Сказал, что найдет нам покупателя – коллекционера, который за нее хорошо заплатит, а сам за это десять процентов от нашей выручки возьмет.

Она взяла пряник и задумчиво макнула его в чай.

– Ну а я и говорю, что, раз художник известный, зачем картина будет у какого-то богатея дома висеть? Лучше я ее в Третьяковку отдам. Какой был бы для Леши почет! Всю жизнь для страны трудился и после смерти ей пользу принесет. Вот только двести тысяч срочно нужны, а так много денег мне не надо, да и у Сереженьки все есть. Но тут Сережа прямо с цепи сорвался. Уговаривал, повторял, сколько денег можно получить. Потом говорил, что я с ума сошла, кричал прямо при этом мальчике.

Паша не сразу сообразил, что мальчиком она называет его отца – тому было тридцать пять. Наверное, в ее возрасте это казалось детством.

– Но Сережа меня знает: если что надумала, я не отступлюсь. А мальчик этот, оценщик, сказал: «Вы – хозяйка, вам и решать». Отдал мне двести тысяч, которые привез, взял за них другую картину – мазню какую-то, в той комнате висела, и оставил мне номер телефона кого-то из Третьяковки. Сережа этого паренька в аэропорт отвез, а я деньги соседу сразу отнесла.