– Ну хорошо, так что же ты все таки увидела? Скажи, и я оставлю тебя в покое.

В этот миг одно из поленьев в камине треснуло, выпустив в потолок сноп светящихся искр; стул, на котором сидела девочка, заскрипел.

– Аннет, расскажи, что ты видела.

В трубе завыл ветер, девочка шмыгнула носом, принюхиваясь.

– Погребальный плач.

– Это она о своем дяде, – поспешил вставить отец, – его похоронили на прошлой неделе.

– Ага, с черными рукавами.

– Но он не умер, детка, – мягко заметил жандарм.

– Умер.

Девочка выпростала ноги и голову из под растянутого свитера, спрыгнула со стула и опрометью выбежала из комнаты.

– Она тогда очень плакала, – объяснил отец после того, как девочка убежала. – Я нашел ее на тропе, она вся была в соплях и не хотела говорить. Шапка в репьях, какие то щепки, листья, пальто и колготки все в грязи. Понятно, что она была в лесу. Я ей говорю: не бойся, я не буду ругаться, расскажи, что случилось. И она показывает пальцем на деревья. Я думал, там птица какая ее напугала, или заяц, или кабан раненый. Ну, взял ее на руки и пошел прочь.

А она все повторяла: «Дальше, дальше». Я и направился к другому концу рощи. А она все: «Дальше!» Так мы и добрались до вагонов. И только она их увидела, стала пинаться: «Отпусти меня, поставь на землю!» Я отпустил; она стоит на снегу, вся трясется, лицо руками закрыла и от вагонов отворачивается. Я смотрю, она в ужасе – значит, там точно какой то зверь мучается. Тогда я отправился туда один. Снегу навалило по колено. И потом увидел его, как только подошел поближе, – длинный, лежит на спине. Я машинально отвернулся от его лица, осматривался, пока все не разглядел. Снег был примят строго по контурам его тела, ни единого следа, словно он с неба свалился.

Далее отец припомнил, что лицо у лежавшего человека было красное, словно от солнечного ожога, кожа вздулась, и оно напоминало маску, которая вот вот растрескается. Пальцы едва торчали из рукавов, тонкие и обугленные, словно птичьи когти. По всей его одежде он заметил черные подпалины – на руках, на груди, на ногах. Он походил на жареного поросенка, – если бы видели, вы бы поняли!

Жандарм кивнул:

– Продолжайте.

– Я подумал, что человек мертв. Через плечо я видел Аннет, она стояла посреди поля, как истукан. Я решил потрогать тело. – Отец девочки протянул руку к пылающим поленьям: – Вот так, кончиками пальцев. Дотронулся до молнии – металл был теплым. Теплым, а на дворе, между прочим, минус пятнадцать! Все теплое, снизу доверху, от застежки до верхней пуговицы! Я потрогал его шею – мне показалось, что есть пульс. Тогда я обратил внимание на его веки и понял, что он жив. Я вообще ни черта не понимал, окромя того, что человек жив. Тогда я побежал к Аннет, сграбастал ее, почти без признаков жизни, и понес домой. Потом пошел к соседу и сказал, что видел мертвого человека неподалеку от Пти Ваш. Тому удалось завести трактор, мы объехали лес, оставили машину и дальше пробирались по снегу, протаптывали и расчищали лопатой. Нашли тело, он приподнял его, я схватил за подмышки, сосед за ноги. Одежда вся прогорела вплоть до тела. На снегу не было ни капли крови, вообще ничего. Вообще!

– А шум вы тоже слышали?

– Подумал, что, может, взрыв какой то, но мне то что с этого? Когда бахнуло, я проверял школьные тетради дома.

– Так, хорошо, а потом вы отнесли тело к трактору?

– Я поволок его, ну, типа, как на буксире. Он весь промок, мы вообще замерзли. Застонал. Он то открывал глаза, то снова закрывал – я боялся, вот вот помрет. Больница в десяти километрах, еще счастье, что трактор вытянул.