Между тем в его голове уже вызрел абсолютно логичный и законченный план действий, суливший беседе наилучший исход…

    - Мне кажется, монсеньор, что вы совершенно правы, - пошел он на попятный, решив, что проявил уже достаточно упертости и не стоит сверх меры испытывать терпение Ришелье. - Вне всяких сомнений, вы правы, и я благодарен вам за то, что вы открыли мне глаза на истинное положение вещей.

    Ришелье благосклонно улыбнулся, не прерывая, однако, псевдогасконца, потому как тот еще явно не довел свою мысль до финиша.

    - Я благодарен вам, но, несмотря на это, хотел бы служить его величеству…

    - Господь с вами, юноша! - воскликнул кардинал, досадуя, по-видимому, на то, что приходится объяснять очевидное. - Все мы служим его величеству! Все, начиная с меня самого и заканчивая последним из моих гвардейцев! Каждый француз, если он не изменник короны, служит королю от первого и до последнего вдоха!

    - Так-то оно так, - склонив голову перед вспышкой высочайшего неудовольствия, ответил лазутчик, - но у меня были вполне определенные планы поступить на службу в полк королевских мушкетеров, и, претворяя их в жизнь, я уже успел завести знакомства среди мушкетеров его величества…

    - Без сомнения, вы имеете в виду господ Арамиса, Атоса и Портоса? - прервал его Ришелье.

    - Именно так, ваше высокопреосвященство! А кроме того… - д'Артаньяну не составило труда изобразить смущение, ибо он действительно не знал, как лучше обыграть этот момент, - у меня сложились не самые добрые отношения с… некоторыми из ваших гвардейцев.

    - Да полно вам, шевалье! Полно! - взмахом руки отмел его сомнения кардинал. - Заверяю вас, господин де Жюссак уже и думать забыл о том происшествии!

    - Да он-то, может, и забыл, - тонко усмехнулся разведчик, правда подумав, что его высокопреосвященство, скорее всего, преувеличивает: забыть о таком унижении лейтенант кардинальской гвардии никак не мог. Или же он, д'Артаньян, решительно ничего не понимает в людях. - Он-то, может, и забыл, да только в обществе-то об этом еще помнят очень многие!

    Ришелье нахмурился:

    - Ну и?

    - Ну и подумайте сами, монсеньор, какой общественный резонанс вызовет мой переход из одного лагеря в другой, - многозначительно вскинув брови, закруглил-таки мысль разведчик. - Что скажут эти? И что подумают те? И как на это посмотрят остальные? Вы же не можете не признать, что подобная… рокировка непременно скажется на моей репутации, и скажется, скорее всего, не в лучшую сторону! Как вы полагаете, монсеньор, насколько успешной будет после этого моя служба у вас?

    Губы кардинала сложились в тонкую прямую линию, а глаза острее прежнего вонзились в открытое, честное и где-то даже наивно-детское лицо агента русской антиразведки.

    - То есть вы, шевалье, отказываетесь от моего предложения? - спросил Ришелье, выдержав солидную паузу.

    Д'Артаньян сдержанно и вместе с тем лукаво усмехнулся, что в глазах умного человека уже само по себе являлось ответом.

    А поскольку другие люди в данный момент в данном месте не присутствовали, лазутчик позволил себе обозначить не менее эффектную паузу и лишь несколько мгновений спустя ответил:

    - Отнюдь, ваше высокопреосвященство! Предложение, сделанное мне вами, - высочайшая честь, которая только может выпасть на долю француза! И отказаться от него, по моему глубокому убеждению, может лишь подлинный враг короны! Я говорю так не из желания польстить вам, монсеньор, - прибавил он, заметив облачко сомнения, скользнувшее по челу кардинала, - а потому, что во всем королевстве известна роль ваша, а также ваших гвардейцев!

    - Допустим! - кивнул Ришелье.