- Ну? - в упор глядя на него, вопросил Ришелье, чувствуя, что разведчик еще не договорил. - Ну а он что?!

    - Ну а он что?! - Еще одно пожатие плечами. - А он говорит: три тысячи экю, сынок, это уже со скидкой! Даже с двумя! И за землячество, и за протеже!

    - Во козел! - ошеломленно ахнул кардинал. - А?! Ну ты подумай! Три тысячи - это уже с двумя скидками! Сколько ж он тогда берет с тех, у кого льгот нет?!

    - Страшно подумать! - в тон ему ахнул д'Артаньян.

    - Во козел! - повторил Ришелье, неотрывно глядя на псевдогасконца, но имея в виду конечно же не его. - И это - командир королевской гвардии!!! Начальник придворного спецназа!!! - рявкнул он, с такой силой треснув кулаками по хлипкому столику, что шахматная доска подлетела кверху, а шашки брызнули во все стороны и заскакали по полу. - Ну урод!! Мздоимец лазоревый! Сволочь недобитая! Взяточник прожженный! Ну он у меня рано или поздно допросится! - Не в силах совладать с собой, кардинал снова вскочил и заметался по зале. - Он у меня допросится! Он у меня дождется, дрянь такая! Да я его… да я его… - Он схватил с полки изящную керамическую вазу с высоким горлышком и греческой росписью и что было сил грянул ее об пол. - Да я его от церкви отлучу, тварь богомерзкую! Да я его в Бастилии сгною, мразь поганую! Да я его на костер отправлю, еретика окаянного! - бушевал кардинал, топча ногами керамические черепки, олицетворявшие ненавистного де Тревиля. - Негодяй! Проходимец! Взяточник! Еретик окаянный!

    Сжавшись, скукожившись, стараясь уменьшиться в размерах, словно под вражеским огнем, д'Артаньян едва удержался от того, чтобы с головой забиться под стол и там уже переждать вспышку высочайшего гнева.

    Ришелье был великолепен в своем неистовстве! Как умалишенный метался он по комнате, осыпая капитана королевских мушкетеров последними словами и угрожая ему всеми муками преисподней! Прошло не меньше пяти минут, прежде чем он выдохся и уселся на место.

    - Еретик окаянный! - Кардинал в последний раз приложил кулаком столешницу, смахнув с нее последние шашки.

    Потом замолчал и уставился на д'Артаньяна, сосредоточенно обдумывая какую-то мысль. Целую минуту на его лице не отражалось ничего, кроме напряженной работы ума, затем кардинал встал, подошел к стене, возле которой стоял секретер, и, взяв с него серебряный колокольчик, позвонил.

    Разведчик наблюдал за ним, тщательно маскируя напряженное внимание и размышляя: не перегнул ли он палку? Мысль назвать Ришелье сумму, значительно превышающую ту, которую потребовал де Тревиль, пришла ему совершенно внезапно. Очередной экспромт в бесконечной череде уловок, из которых состояла его жизнь в течение последнего года. Ну что ж, эта уловка определенно оказалась удачной…

    По сигналу переливчатой серебряной мелодии тяжелая портьера, укрывавшая часть стены и наверняка - потайную дверь, не ту, через которую вошел д'Артаньян, колыхнулась, и из-за нее выскользнул лакей. Склонившись перед кардиналом, он выслушал короткое распоряжение и снова растворился в складках ткани.

    А Ришелье вернулся к шахматному столику и, усевшись на покинутое было место, улыбнулся.

    - Извините меня за эту вспышку, шевалье! Право слово, чертовски трудно держать себя в руках, сталкиваясь с подобным… использованием служебного положения в личных целях! В то время как наш государственный бюджет еще не до конца расплатился по внешним долгам, некоторые безответственные, я бы даже сказал, аполитичные, капитаны королевской гвардии позволяют себе набивать собственную мошну, расходуя государственные средства…

    А ты, ваше высокопреосвященство, свой-то бюджет с государственным не путай, подумал д'Артаньян, сочувственно кивая в такт излияниям Ришелье.