– С этой дуры станется, – сказал он, отсмеявшись. – Ассоль недое…ная. Все, понимаешь, прынца ждала… Вот и дождалась!

После этих его слов у меня почти не было уже никаких сомнений: Андрея навел «непризнанный гений». Настало время брать быка за рога. Я сказал Антону:

– Мы полагаем, Антон Евгеньевич, что появление мошенника в магазине вашей бывшей супруги не случайно. Кто то его навел. Неосознанно, невольно, но все таки навел… Претензий к нему, разумеется, нет. А вот помощь в установлении преступника он может оказать существенную.

Я сказал это, давая Антону шанс исправить свою ошибку. Я видел, что он совсем гнилой, но давал ему шанс.

– А я тут при чем? – спросил он.

– Мы считаем, что это вы невольно навели преступника.

– Не знаю ни хера, – убежденно сказал «гений». – Не надо меня на понт брать. Кто то эту дуреху мечтательную бомбанул, а я тут при чем? Не знаю я ни хера. Сами разбирайтесь с Анькой.

Дурак ты, Антон Евгеньевич, подумал я и посмотрел на Димку.

Петрухин:

Проще всего было сразу выписать этому кабану в рыло. С «интеллигенцией» это весьма эффективный способ. Уркагану дашь по морде – он утрется, скажет: не, начальник, ты не прав… И дальше будет гнуть свою линию. А «интеллигенты» аргумент типа «кулак» понимают очень даже правильно. Верно понимают. Глубоко… Так что я запросто мог бы выписать этому кабану в рыло, но я не стал этого делать. Вместо этого я ему улыбнулся. Я ему ласково улыбнулся, а он вдруг чего то занервничал. Я давно заметил, что есть такие странные люди – ты ему улыбнешься, а он вдруг начинает нервничать и даже задавать глупые какие то вопросы типа: на каком основании?

Я подошел к кабану поближе… совсем близко… в упор… и сказал:

– В голливудских фильмах мудак полицейский разъясняет мудаку преступнику его права. Муру всякую про телефонные звонки, адвоката и право не отвечать на вопросы… Смотришь?

Он мгновенно покраснел, потом помотал головой, заявил, что голливудский ширпотреб не смотрит. Я тоже сокрушенно помотал головой и ответил, что я дурак… потому что забыл, что передо мной стоит интеллигентный человек, который, разумеется, не смотрит всякую дрянь, и это хорошо. Это правильно.

– Это правильно, Антоша. А знаешь, почему?

– Н нет, – сказал он. Неуверенно очень сказал.

– Потому, – ответил я, – что некоторые уроды насмотрятся всякой фигни и начинают качать права: адвоката мне, два телефонных звонка, то, се и луку мешок…

– Какого луку? – спросил Старостин. – Я вас не понимаю…

– Лук тут не при чем… это я так ляпнул, к слову. Но когда мне начинают пороть всякую херню про адвокатов, я, знаешь, чего делаю?

– Н нет…

– Я сразу бью в хлебало, Антоша. Без лишних базаров – в хлебало. И сразу у клиента наступает в мозгах просветление. Чисто конкретно, друг мой Антоша, наступает просветление. И больше уже он не порет ерунды про адвокатов и права… Правильно? Ну, чего молчишь? Я спрашиваю: правильно?

– Правильно, – сказал Старостин и сглотнул. Не думаю, что он был со мной согласен, но он уже почувствовал разницу между Ленчиком и мной и решил, что лучше согласиться… Но ведь это только начало нашего дружеского общения, и скоро он это поймет, и вот тогда ему самому очень захочется поделиться информацией с добрым и вежливым следователем Купцовым… тьфу, Петровым. Лишь бы она, информация то есть, у него была. Лишь бы была, а уж выкачать ее мы сумеем.

Я сбросил со стула какой то хлам прямо на пол и присел. Забросил ногу на ногу.

– Ну, раз ты все правильно понимаешь, – сказал я, – давай рассказывай.