|
А потом, вот так всё вышло. Я к Орлику вчера подходил. Или, говорю, объясните, где Палюрич, или я обо всем в милицию доложу. Так он орал на меня полчаса. Говорит, мол, про то, куда делся ВасьВась, он понятия не имеет. А про ограбление, мол, если я кому расскажу, так меня же первого и посадят. Я ведь — непосредственный участник. И оружие я держал. И бандой я командовал. Ох, Гошик! Влип я! — тут в глазах у разгоряченного Стаса мелькнула холодная трезвая мысль, — Помощь мне твоя позарез нужна. Не зря мы с тобой сейчас встретились. Ведь и правда, пистолетом-то я размахивал… Теперь, что с ВасьВасем случись — меня первого и поймают. А Орлики подставить кого — только рады будут. Это я точно знаю.
С каждым словом бывшего одноклассника Игорь становился все трезвее и трезвее.
«Ну, ничего себе! Сумасшедшие гипотезы оказываются верными?! Что-то делать! Что-то делать! Делать немедленно!» И понимая, вроде, что не время сейчас для суеты, Игорь никак не мог отделаться от навязчивой пульсации глупых мыслей. Сосредоточиться не получалось. Узнанное казалось ужасно значимым, но при этом было совершенно непонятно, куда его применить. Не в милицию же идти с этим Стасовым признанием? Бессмысленно. Да и совместное просиживание на школьных нарах к чему-то обязывало: Бестолочь-Стаса выдавать было нельзя. Игорь метался между кухней, где уже закипал пунктуальный электрический чайник, и коридором, где полуразбитый бок телефона красноречиво провоцировал на недозволенное. — Отставить буйняк! — сам себе скомандовал Игорь и замер, проверяя утренний бодун на гуманное отношение. Последствия сегодняшнего разговора не оставляли места для воздействия вчерашних самокопаний. Организм был, безусловно, трезв, но близок к помешательству. Хотелось перевернуть город, найти, высказать в глаза, набить морду… Скорее, ради того, чтоб хоть что-то предпринять, чем от злости. Хотелось изменить мир. Вера всегда говорила, что в таких состояниях главное ничего не предпринимать, а лучше так и подавно — наглотаться успокоительного и ждать, пока «буйняк» отпустит. Вместо этого Игорь решил наглотаться кофе. Но сначала надлежало распахнуть окна и перемешать еще прохладный, но уже по-летнему насыщенный воздух с всеведающими стихами Моррисона. Кофе полоснул озарением. «Вась-Вась! Вот кому эта информация пригодится. Развяжет руки ему эта информация. Вот что!» Не в силах больше бороться с собой, Игорь принялся накручивать на диске номер Вериного сотового. — Да? На миг заперло дыхание от звука любимого голоса. Все обиды, все ссоры показались такими глупыми. Она есть, она существует в этом лабиринте. Что еще может быть нужно? — Я слушаю! Вера хмурилась. Игорь отчетливо читал по интонациям, как сдвигаются к переносице её брови. Те самые, право на ухоженность которых Вера так горячо отстаивала неделю назад. — Перезвони домой, — быстро проговорил Игорь и положил трубку. Сердце сжалось вместе с кулаками. «Домой?!» — отражение в зеркале скривило губы в презрительной ухмылке, и Игорь резко отвернулся, — «У неё теперь другой дом. Стол, парча и слоновая кость. Ей там хорошо. Зачем ворошить? Зачем?» Игорь уже жалел о содеянном. Незачем было звонить. Любые слова будут расценены, как попытки начать все с начала. Любые попытки вернуть начало лишь продлят изощренные муки конца. Чем дольше молчал телефон, тем менее уверенным в неуместности своего звонка становился Игорь. «Может, что-то случилось? Может, и впрямь не дом ей тут? Может… В конце концов, я ж не просто так. Я ж по делу. Палюрич важнее всех личных драм вместе взятых» Наконец, телефон зазвонил. — Привет. Игорь мгновенно успокоился. |
