Больше всего я хочу запрыгнуть в самолет и полететь в Калифорнию к Джейми, но я знаю, что в этом случае руководство убьет меня. Утром Фрэнк сообщил, что мое интервью посмотрело нереальное количество зрителей. Он хочет, чтобы на время домашних игр я был в Торонто. Чтобы я был «доступен», если ему понадобится созвать пресс-конференцию. Я не понимаю, зачем, потому что больше не планирую разговаривать с репортерами. Разве что о хоккее. Обсуждение моей личной жизни отныне под официальным запретом.
– Иа-Иа, ну хорош. – Тыкнув меня в плечо, Блейк приставляет к уголкам моего рта большой и указательный пальцы и растягивает его в искусственную улыбку.
– Ну извини, – бурчу я.
– Вот именно. Ты вгоняешь меня в тоску, хотя знаешь, что я счастлив только в том случае, когда счастлив.
Я поднимаю глаза.
– Это самая тупейшая вещь, которую ты когда-либо говорил.
– Не. Говорил и тупее.
Это да. К счастью, звонок телефона избавляет меня от необходимости слушать ободряющую речь, которую он, судя по всему, приготовил. Я смотрю на экран. Незнакомый бостонский номер. И немедленно начинаю жалеть, что он нас прервал. Все мои бостонские знакомые внесены в телефон, а значит звонит либо репортер, который каким-то образом раздобыл мой номер, либо – что хуже – кто-то от папы.
Но я все равно отвечаю, потому что устал слушать голос Иа-Иа у себя в голове.
– Алло? – говорю настороженным тоном.
– Это Райан? – Голос звучит как-то странно знакомо. Глубокий мужской баритон с хрипотцой. Черт, откуда я его знаю?
– Да. Кто это?
– Черт подери, сынок, у тебя до сих пор твой старый номер? Даже не верится, что я до тебя дозвонился.
Я морщу лоб.
– Кто… – Внезапно меня омывает волна ностальгии. Сынок. Сейчас этим ласковым словом меня называет только мать Джейми. Но раньше я часто слышал его от… – Реджи? – шокировано говорю я. – Это вы?
– Да, сэр, он самый. Рад слышать твой голос. Сколько ж лет прошло, Райан.
Я понимаю, что не видел его со времен старшей школы, когда Реджи вышел на пенсию.
– Слишком много, – отвечаю нетвердо. – Как вы?
– Отлично. Наслаждаюсь жизнью на пенсии. Но я позвонил не за тем, чтобы поговорить о себе. – Он делает паузу. – Я видел твое интервью. – Еще одна пауза. – Он не давал мне ни цента.
Я сглатываю.
– Что?
– Твой старик… Ты сказал, что не знаешь, не приплачивал ли он мне, чтобы я болел за тебя. Так вот, этого не было. – Голос Реджи становится непередаваемо мягким. – Наоборот, он чуть не уволил меня.
Меня встряхивает еще один шок.
– Что вы имеете в виду?
Он издает неприязненный звук.
– Шоферам положено ждать в машине. После твоей первой игры, которую я посмотрел, я сказал твоему старику, как хорошо ты сыграл. Он пригрозил выгнать меня, если я еще один раз вылезу из машины.
Ну, разумеется. Мой отец первостатейный козел.
– Но… – Я морщу лоб. Краем глаза я замечаю, что наш разговор внимательно слушает Блейк. – Но вы не перестали приходить на мои игры.
Реджи негромко смеется.
– Никто же не говорит, что я был умным, сынок. Но я решил: ну откуда он сможет узнать? Сам я, понятное дело, больше не говорил ему. Ты тоже молчал, вот и…
Внутри меня что-то надламывается, и меня захлестывают эмоции. Он пошел против моего отца – поставил под угрозу работу – только ради того, чтобы смотреть, как я играю в хоккей?
– Страшно гордился тобой, когда ты играл, – продолжает он. – Просто хотел, чтобы ты знал. Чтобы не думал, будто это было какой-то обязанностью, или что мне за это платили. |